Право палача. Леда Высыпкова
власти восставших. Конституция, которой мы были верны, для них ничего не значит. В армии раскол, на неё мало надежды. Поговаривают, генералиссимус – предатель.
Клавдия привалилась к полотну двери и сползла вниз, на холодный пол. Её фарфоровый мир разбился на тысячу осколков. Её полудетский, сладкий, привычный мир. Недоразумение в один миг стало настоящей драмой.
– Как бы там ни было, – продолжал Лейт, – нужно всеми силами пытаться вызволить ваших родителей, пока не стало слишком горячо. Я обязуюсь поразмыслить о том, что можно сделать.
Сквозь пелену слёз пробились лучи рассвета. Беззвучные рыдания сотрясали тело Клавдии Раймус несколько часов кряду. Нет, она не загоняла себя в капкан отчаяния. Она решила опередить события и попрощалась с домом навсегда. Иногда, чтобы выжить, стоит предположить наихудшее. Хоть принять его и нелегко, рассудок подготовится к настоящей трагедии, а в душе поселится надежда. Людей юных и жизнелюбивых нередко обвиняют в эгоизме, но лишь он – их спаситель до той поры, когда они обретут зрелое стремление жертвовать, защищать и сочувствовать.
Шею графини вновь обвила красная лента. Господин Лейт весь день отсутствовал и некому было освежить похвалу за мрачный знак роялистов, но теперь она носила его для самой себя. Заглядывая в безупречно чистые зеркала, Клавдия видела там молодую даму, встречающую удары фатума с достоинством, и была этим довольна. Слёзы были теперь заперты глубоко внутри и не стали грошами, упавшими в копилку её уродства.
Не зная, куда себя деть и чем занять, Клавдия скиталась по полупрозрачному дому. В гостиной она обнаружила портрет покойной хозяйки, сущей Афины. Стоя перед художником в алом старомодном платье, мадам Лейт держала розу словно кинжал. Теперь графиня жалела, что наверняка выглядела напуганной девчонкой в первую встречу с Лейтом. Он явно питал больше симпатии к особам величественным и стойким.
Клавдия воровато огляделась: не глазеют ли слуги? Затем она будто бы обратилась копией мадам Лейт: расправила покатые плечи, подняла подбородок, чуть опустила уголки непримиримо сомкнутых губ. Несколько секунд её тело запоминало роль и, достигнув нужного образа, вновь обрело волю. Клавдия ещё в детстве демонстрировала удивительные таланты подражать и убеждать, лепить из себя кого угодно. Они стали её вуалью, под которой таилось неистовство инстинктов, жадное наслаждение жизнью, непозволительное человеку её происхождения. Обстоятельства ещё никогда не испытывали её столь сурово, но всё её существо, словно маятник, стремилось вернуться к прежнему покою вопреки начавшему закипать миру вокруг.
Отобедала она без удовольствия. Компанию на этот раз составил только Роберт, которого кормили с ложки и не всякий раз слуге удавалось упросить его раскрыть рот. Иногда ребёнок резко вскрикивал, заставляя графиню вздрогнуть. Порадовал её только вкус хорошо приготовленной дичи да кое-что, случившееся после того, как она окончила трапезу.
К Клавдии подошёл лакей в гербовой ливрее. На его лице отпечаталось то знакомое выражение