Киммерийское лето. Юрий Слепухин
что-то вспомнив. – У них в гостиной несколько неплохих гравюр, девятнадцатый век, а в прихожей – ну, прихожая большая, вроде такого холла, – так вот, у них там висят две африканские маски, кажется подлинные, отец откуда-то привез, а между ними, посередке, суздальская икона. Старая такая, почти черная покоробленная доска. А ты говоришь – не замечала! Конечно, это не то мещанство, которое проявляется в безвкусной одежде. Если мещанин умеет безошибочно найти цветовое решение интерьера – это куда страшнее… У Ратмановых, кстати, гостиная решена очень здорово: ковер на полу темно-синий, а стены – матовой серой краской, светлой, теплого такого тона. Так что, видишь…
– Погоди-ка, Андрей, – сказала Татьяна Викторовна. – Ты сам, будь у нас такая возможность, отказался бы жить в комнате, хорошо отделанной и обставленной по своему вкусу?
– Нет, конечно.
– Почему же тебя возмущает, если так живут другие?
– Ты, мама, вообще, значит, ничего не поняла! – Андрей в сердцах швырнул на стол скомканное полотенце. – Я что, против хорошо обставленных квартир? Я против того, чтобы жизнь сводилась к одной только погоне за модой, пусть самой изысканной…
– Помилуй, да откуда ты знаешь, к чему сводится жизнь тех же Ратмановых? И есть ли у них другие интересы, кроме ковров и гравюр девятнадцатого века?
– Ну, у отца-то наверняка есть, служебные, деловые, – согласился Андрей. – Я про мать говорю. Не знаю, конечно, есть ли у нее другие интересы, да это и неважно. Она слишком довольна своей жизнью, понимаешь? Во мне такие люди вызывают недоверие.
Не так уж это ново, подумала Татьяна Викторовна, подавив вздох. Да, в нем уже начинают проявляться все черты настоящего художника… даже включая этот инстинктивный протест против всякого благополучия, против всех тех, кто «всегда доволен сам собой, своим обедом и женой»…
– Да, – сказала она вслух. – Бог с ними, впрочем. Я только одно хотела бы тебе сказать, Андрейка… по поводу младшей Ратмановой. Мне понятно твое стремление уберечь ее от мещанства. Но только учти вот что. Она почти твоя ровесница, а девушки, как я уже сказала, становятся взрослыми раньше вас. Поэтому не переоценивай своих сил. Если она действительно выросла в интеллигентно-мещанской среде, – я подчеркиваю – если! – потому что у меня такого представления не сложилось, – то ты, боюсь, ничего уже тут не сделаешь. Поэтому хорошо подумай, стоит ли…
– Стоит ли – что? – спросил Андрей, не дождавшись конца фразы.
– Ну, скажем, брать на себя задачу ее морального перевоспитания.
– Я не собираюсь ее перевоспитывать! Просто, если есть возможность внушить какие-то более правильные взгляды…
– Ты хочешь сказать, что не имеешь права уклоняться? Что ж, в этом ты прав, конечно… Нет, ты не думай, что у меня какие-то возражения вообще против твоей дружбы с Вероникой. Она интересная девочка, не то что эта ваша Рената, с которой я действительно не представляю, о чем можно говорить. Мне просто хотелось тебя предостеречь… вернее, не предостеречь, это не то слово. Ну, скажем проще – посоветовать!
– Я