Эликсир ненависти. Джордж Ингленд
Быстро снял ботинки и носки.
– Повезло, – проговорил он, беря в руку последние, – мой ревматизм требовал грубой шерсти. – И проворными пальцами опытного ученого он взял карманные ножнички и аккуратно перерезал закрепляющий стежок на пальцевом конце одного носка, а затем и другого. Затем, наивнимательнейше проследив, как переплетается шерсть, стал осторожно распускать вязку. Носки, связанные вручную из шерсти где-то в Германии, распускались мягко и легко, нить ни разу не порвалась и не запуталась. Закончив распускать, Деннисон смотал изящный клубочек. Вместе носки дали более шестисот ярдов нити.
– Она не так хороша, как шелковая нить Ариадны, – мрачно улыбнулся он себе, – но столь же полезна.
Он вновь обулся, пошарил вокруг, пока не подвернулся приличного размера каменный зубец, отслоившийся от стены, привязал к нему конец нити, а затем, тщательно разматывая клубок, осторожно начал спускаться туда, где надеялся найти путь, ведущий к дверце наружу. Пошло несколько минут. Через его пальцы уже проскользнул узелок, соединявший оба бывших носка. То есть, Деннисон сделал около трехсот ярдов. И все же, хотя время от времени он приближался к противоположной стене и щупал ее, ища отверстие, он ничего не нашел. Скала по-прежнему оставалась сухой и зернистой, как доктор ни старался, но не мог найти ни малейших следов влаги и плесени.
Предельно растерянный, испытывающий дурноту, он опять остановился подумать.
– А не попал ли я в новое ответвление? – сдавленно произнес он в кромешной тьме, куда там знаменитая Египетская. – Если да, то я пропал.
В самом деле. Ему казалось, что ступени здесь площе, шире и менее истертые, чем те, которые он помнил.
– Где я? – неожиданно взвыл он в ужасе. И, потеряв власть над собой, стал посылать вопль за воплем в непроницаемую тьму. Эхо быстро затихало, убитое гнетущей атмосферой, обрушившейся на него, точно свинцовая плита.
– Вперед! Вперед! – вскричал он в приступе паники. И, быстро разматывая клубок, побежал, спотыкаясь, вслепую вниз по изгибающейся лестнице, ища, где же тут, наконец, потянет воздухом, пока вдруг не ударился с разгону на нечто твердое, но отнюдь не каменное. Он удара он зашатался, голова пошла кругом, в глазах засверкали искры. Но он удержался на ногах, выпрямился и, хотя схлопотал синяк по лбу, протянул руки, чтобы проверить, что там. В этот миг шерстяная нить ускользнула из пальцев. Но он даже не заметил этого в возбуждении. Ибо, обследуя ладонями то, что преграждало дорогу, понял, что это железо. Железная плита. И, похоже, порядком подвергшаяся разрушению.
– Железная плита? Здесь? – спросил доктор, ошеломленный. Склонившись вперед, он в волнении обследовал поверхность. – Ага, дверные петли. – Пощупал с другого краю. – Засов! – Толкнул его. Тот не поддавался. Собрав свои вновь обретенные силы, доктор потянул на себя. Толкнул плиту внутрь. Не двигается. Подналег плечом. По плите пробежала дрожь, петли заскрипели.
– Уф, – фыркнул он и снова бросился на дверь. Со скрежещущим злобным