Семь смертей доктора Марка. Leon Rain
когда Тухачевский хотел сместить Сталина, да поплатился за это. И сейчас как пить дать тоже заговор. Не могли наши командиры так бесславно бежать от врага, теряя технику и живую силу, ведь от тайги до Британских морей Красная армия всех сильней! Теперь небольшие группы солдат, отставшие от своих частей или похоронившие всех боевых товарищей, прятались по лесам, наблюдая, как по всем дорогам непрерывным потоком идут на Восток колонны техники и живой силы противника. Было бы полнейшим безумием пытаться встать на пути у этой армады. В лучшем случае на несколько солдат была одна винтовка и несколько патронов. В любой момент тот, кого ещё вчера можно было назвать своим, с кем вместе ты сидел в окопе, отбиваясь от напирающего врага, или драпал потом с позиций, чтобы спасти свою жизнь, которая уже и так стоила намного меньше обмоток с твоих ног, мог стать твоим главным врагом. Убить могли за любую кроху хлеба, за подозрение, что мог выдать, за намерение сдаться в плен, а потом и за то, что не захотел сдаться со всеми. Причин было множество, и все они были вескими в глазах того, кто мог это сделать.
Время неумолимо делало свою работу. Бродившие по лесам солдаты, истратившие все патроны для охоты на диких зверей, иногда попадавших в их поле зрения, теряли вместе с последними патронами и последнюю надежду на спасение. Иногда встречались одиночки, прибивающиеся к небольшим группам разных подразделений, некоторые рассказывали, что участвовали в боях, пытаясь прорвать кольцо окружения и выйти к своим. Удавалось это немногим, большинство гибло или попадало в плен. И уже начали выходить понемногу из леса с поднятыми руками, сдаваясь на милость победителя, споров предварительно знаки различия, а то и сняв с погибших рядовых их галифе и гимнастёрки, забросив подальше свои офицерские. И документы сжигались на кострах или закапывались до лучших времён. А немецкие колонны даже не сбавляли ход и продолжали двигаться вперёд, почти не обращая внимание на стоящих вдоль дороги чужих солдат с поднятыми руками. Скорее, их рассматривали с любопытством, столь свойственным детям, увидевшим в цирке пещерного человека, не такого как все.
Эти русские были другими. Они выходили из леса, заросшие щетиной, в грязных гимнастёрках или даже шинелях, в ботинках с обмотками. И они смотрели по-другому, исподлобья, с какой-то ненавистью и обречённостью. Иногда кто-то из них мог поплатиться за свой взгляд, если он не нравился победителю, и тогда одним будущим пленным становилось меньше, а одним трупом у дороги больше. Им приходилось стоять так с поднятыми руками довольно долго, они уставали и садились вдоль дороги. В какой-то момент появлялась военная жандармерия, пленных собирали в колонны и в сопровождении конвоя гнали в места сбора, загоняя на огороженные площадки, куда недавно пригнали выгруженных из вагонов солдат и офицеров, попавших в плен вместе с Марком. От вновь прибывших они узнали, что находятся в Гомеле. Это было довольно странным и непонятным. Никто не мог объяснить почему