Красное на красном. Вера Камша
несладко. Твои будущие товарищи, кроме молодого Придда и пары дикарей из Торки, принадлежат к вражеским фамилиям. Начальник «загона» капитан Арамона метит в полковники. Он лебезит перед тем, кто ему полезен, и отыгрывается на ненужных и опальных. То есть на таких, как ты. Тебя будут задевать, оскорблять родовую честь и память отца. Молчи!
С прошлого года дуэли среди унаров запрещены под угрозой лишения титула. Возможно, это и есть причина, по которой тебя вызвали. Сожми зубы и не отвечай. Когда-нибудь ты отдашь все долги. Тебе станут набиваться в друзья. Не верь. Доверие Окделлам обходится очень дорого. Никаких откровенных разговоров, воспоминаний или, упаси тебя Истинный[14], сплетен о короле, королеве, первом маршале и кардинале. Если тебе станут про них рассказывать – прерывай разговор. Если кто-то начнет хвалить твоего отца, говори, что утрата слишком свежа и тебе тяжело о ней говорить. Если собеседник желает тебе добра, он поймет. Если это подсыл – останется с носом. Ты все понял?
– Все.
– Ну вот и хорошо, – кансилльер улыбнулся. У него была удивительно располагающая улыбка, – а теперь давайте ужинать и болтать о всяких пустяках.
Мысль была хороша, да и ужин оказался отменным, но болтать о пустяках и веселиться не получалось. Эйвон, прямой, как копье, молчал и со скорбным видом кромсал ножом нежнейшую баранину. Кансилльер натянуто шутил, а Дикон думал о том, что завтра останется совсем-совсем один… Волк на псарне… Так сказал Август Штанцлер, а он знает, что говорит.
Юноша прекрасно помнил главных врагов Талигойи, а значит, и Окделлов. Чужеземная династия Олларов и их прихвостни! По их милости великая держава превратилась в держащееся на страхе и лжи полунищее королевство, в котором истинным талигойцам нет места. Страна погибает, отец это видел, поднял восстание и погиб…
– О чем ты задумался, Дикон? – Мягкая рука легла юноше на плечо.
– Об отце, эр Август…
– Я тоже часто его вспоминаю. Вальтер Придд – истинный Человек Чести, но заменить Эгмонта не может. Талигойя смотрит на тебя, Ричард Окделл, поэтому ты должен выдержать все. Любое унижение, любую несправедливость. Тебе – шестнадцать, сегодня твоя молодость – помеха нашему делу, но через десять-пятнадцать лет ты войдешь в полную силу, а наши враги побредут под горку. Я вряд ли увижу твою победу, но я в ней не сомневаюсь. Ты – наша надежда, Ричард, и я пью за тебя. За то, чтоб ты стал таким же, как Эгмонт.
– И пусть Создатель будет к тебе милосердней, чем к нему, – серьезно и грустно сказал Эйвон Ларак, поднимая свой кубок, – мы тебе не сможем помочь, мой мальчик, но наши сердца будут с тобой.
– Так и будет![15] – Кансилльер осушил свой бокал и повернулся к Эйвону: – Вы слишком мрачно смотрите на жизнь.
– Потому что в ней мало радости и совсем нет справедливости, – опустил седую голову Эйвон. – Эгмонт мертв, сын старика Эпинэ и трое его внуков мертвы, Гвидо фок Килеан-ур-Ломбах мертв, а я, который не стоит их мизинца, живу!
– Дядя
Истинный (Милосердный, Всезнающий, Всеблагий, Всемилостивый, Ожидаемый) – имя Создателя.
Так и будет – ритуальная фраза, имеющая хождение среди Людей Чести.