Эпос о бессмертном Ивановиче. Марк Доджо
собственным глазам, увидев Витеньку, застывшего у кустов крыжовника с воздетым к небу указательным пальцем напоминая статую, а рядом – Марию и Викторию, замерших, будто парализованных, с глупыми улыбками на лицах, и не успела Люсенька прийти в себя, как Витенька потер шею и, сообщив как ни в чем не бывало супруге, что пора обедать, удалился в дом, и хотя Витенька и Люсенька предпочитали не распространяться обо всем случившемся, эпидемия странной болезни, приводящей к временному окаменению, продолжавшемуся не более пяти минут и не имевшему для здоровья каких-либо последствий, охватив жителей Афродитовки, стала стремительно расширяться и вскоре вышла за пределы
Ощущения
поселка, что заставило пребывавшего в мучительном поиске выхода из создавшегося положения Витеньку обратиться к батюшке, прочитав молитву, изгонявшую бесов, а также эффективную против козней нечистой силы, собрав в щепоть пальцы, не успевшему осенить крестным знамением нахмурившийся лоб Нуну, как вдруг, услышав прозвучавшее угрожающе:
– Ну-ну, —
окаменевшего с простертой перед собой рукой, но хуже всего для Витеньки было то, что необъяснимая способность дочери одним взглядом превращать людей в статуи со временем не ослабела, а, наоборот, достигла такого совершенства, что, стоило подросшей Нуну выйти за ворота, как жители поселка спешили унести ноги, не испытывая желания сталкиваться на улице со странной дочерью Витеньки, которая и говорить-то толком не научилась, но даже молчавшая, насупив брови на хмуром детском личике, она представляла реальную угрозу, и, сколько ни пытался Витенька объяснить соседям, что пятиминутное окаменение для здоровья никакого вреда не несет, в качестве доказательства ставя в пример себя, ведь никому другому не доводилось так часто превращаться в статую, как ему, Витеньке никто не верил на слово, и продолжая заниматься воспитанием Нуну, решив, что нет ничего лучше проповеди, которая, как вода – и камень точит, с неиссякаемым энтузиазмом взывая к родственным чувствам дочери или обращаясь напрямую к ее душе, в своем старании он однажды так преуспел, что был грубо оборван Нуну, сдвинув брови, предупредившей голосом, не предвещавшим ничего хорошего:
– Уйду к бабушке, —
и, так как ее намерения показались Витеньке самыми серьезными, заперев Нуну в кладовой, на протяжении дня передвигаясь по дому на цыпочках, Витенька и Люсенька надеялись в каждом скрипе и шорохе услышать нотки раскаяния готовой к переговорам дочери или хотя бы вздохи, свидетельствующие о ее нравственных терзаниях, но сломить дух Нуну никому не было дано, и когда на следующее утро, открыв двери кладовой, Витенька объявил Нуну, что она свободна и если ей наплевать, что будет с отцом, матерью и родными сестрами, то может идти к бабушке, покинув место заключения, быстро собрав вещи и забыв попрощаться с отцом и матерью, Нуну ушла к Ефросинье Ивановне, проживавшей в одиночестве на другом конце поселка в обнесенном