Наблюдатель. Артем Амбарцумян
недолго, уже через несколько минут затихнув, они упали в полуобморочное состояние наслаждения ослабевшей от травки работой мозга. Приходько сгреб лежавшие рядом вонючие тряпки к себе и стал обнимать их, словно это были самые дорогие в его жизни вещи.
– Я путешествовать, – изрек он тихо.
Он представлял себе деньги, как он обнимает их, как разбрасывает их вокруг. Как покупает себе билет на самолет и улетает из России в какую-нибудь более подходящую его темпераменту страну, знакомится там с красивой латиночкой, мулаточкой или африканочкой и с ней путешествует по миру.
Троицкий же не думал ни о чем. Он смотрел куда-то вверх и был сосредоточен на образах, создаваемых его подсознанием.
Через несколько минут он услышал шаги, но никак не среагировал. Вдруг открылась дверь, и на пороге показалось озадаченное лицо срочника.
– Черт! – пораженно выдохнул он. – Что вы здесь устроили?!
– Черт… – повторил за ним Троицкий тихим голосом, с прищуром глядя куда-то в сторону.
Где-то глубоко внутри он вздрогнул и был в ужасе, что его поймали, но на самом деле остался лежать.
– Эм-м… Я…
Срочник вообще не был уверен в том, как ему нужно было себя вести в такой ситуации, но Приходько тут же снизил градус обстановки одной единственной фразой:
– Ты будешь? – сказал он, поворачиваясь к тому.
– Что?.. – не сразу понял смысл сказанных Николаем слов срочник. – Буду?.. А что, есть?
– Конечно, – глупо улыбнулся Приходько, доставая из кармана еще один плотно забитый косячок.
– Ну… Буду, – кивнул тот. – Только вот… Троицкий, ты?
– Я, – подтвердил Дмитрий тихо.
– Тебя Волков вызывал. Тебя уже пара человек разыскивает, и я бы не заставлял его ждать еще больше, у него в заду шило.
– Вот… Твою мать! – спохватился Троицкий.
Его рассудок немного отрезвел от этих слов, и он поднялся и побрел в сторону актового зала.
– Его ведь точно поймают, – сочувственно произнес срочник. – У него глаза стеклянные.
Он сел рядом с Приходько, и они стали раскуривать косяк, для Николая ставший вторым подряд.
Троицкий, пошатываясь, вошел в актовый зал, чудом избежав встречи с другими людьми. Волков с недовольным видом сидел за фортепиано и наигрывал какую-то агрессивную мелодию. Он взглядом показал Троицкому на сидение, и тот сел, пытаясь двигаться максимально естественно. Полковник, обращенный к фортепиано, не заметил его неловкости. Он еще недолго разыгрывался, после чего сменил мелодию и стал играть Шубертовскую «Форель», а затем и петь ее. Троицкий прикрыл глаза. Его голова сначала немного подрагивала, затем стала раскачиваться, закружилась и вдруг взлетела, в такт музыке перелетая от угла комнаты к углу, от стены к стене, от потолка к полу, и он окончательно потерялся и забыл, где вообще находился. А полковник Волков все продолжал свое самозабвенное пение:
«Он дернул прут свой гибкий,
А рыбка бьется там
Он снял ее с улыбкой,
Я волю дал слезам
Он