Гонка. Клайв Касслер
Белла гулко звучали в пустых коридорах и на лестнице.
У подножия лестницы ему на глаза попалась тяжелая дубовая дверь, украшенная шляпками гвоздей.
Белл взломал замок и увидел просторный винный погреб, вырубленный в скале. Он шел между полками, отмечая прекрасные вина урожая последних двадцати лет, много кларета 69 и 71 годов и поразительно редкие бутылки лафита 1848 года, уложенные здесь за двадцать лет до того, как барон Ротшильд купил поместье Медок. Фрост закупил даже длинный ряд бутылок «Шато-икем» урожая 1811 года – вино кометы. Хотя, судя по убожеству картин наверху, подделку можно было заподозрить и здесь.
Выйдя из винного погреба, он вдруг остановился, заметив большую свадебную фотографию на центральном столе. Гарри Фрост в цилиндре и визитке свирепо смотрел в камеру. Отлично сшитый костюм не мог замаскировать его мощную фигуру, а цилиндр делал его еще шире. Белл внимательно разглядывал снимок. Он понял, что Фрост вовсе не такой тучный, каким может показаться. В его длинноногой фигуре была некая гибкость, он походил на человека, всегда готового к прыжку. Свирепый, как снежный барс, охарактеризовал его Ван Дорн. И не менее проворный, подозревал Белл. И сильный.
Рядом с ним Джозефина казалась ребенком. «Но лицо у нее смелое», – подумал Белл. В нем было еще кое-что – стремление к приключениям, как будто она пустилась в неведомый и опасный путь, надеясь на лучшее.
За этой парой в напряженных позах семья, похожая на группу деревенских жителей, нарядившихся для похода в церковь. Белл узнал каменный камин за ними. Фотография сделана здесь же, в большом зале. Во всех лицах – черты семейного сходства, но лицо Фроста свидетельствует, что здесь только родственники Джозефины.
Белл вышел наружу. Обошел дом и осмотрел пристройки. Каретный сарай переоборудовали в тир, в застекленных шкафах – целый арсенал: пистолеты и ружья. В таких же шкафах коллекции мечей, абордажных сабель, выкидных ножей и кинжалов.
В гараже дорогие автомобили: лимузин «паккард», «Скимбоат-Палмер-Сингер», «Ланчия-Торпедо» – и несколько мотоциклов. Эти машины соответствовали представлению Белла о Фросте как о непоседливом отшельнике. Фрост жил как король, но и как отшельник. «Бивак» был не столько поместьем, сколько укрытием, и Фрост, как все преступники, всегда был готов быстро исчезнуть. Похоже, Фрост знал, что, несмотря на все свое богатство и влияние, обязательно совершит нечто ужасное и должен будет испариться.
Белл заглянул в кузницу. Горн был холодный. В груде обломков он увидел согнутые подковы. И вспомнил, что Фрост гнул руками подковы, чтобы продемонстрировать свою силу, а потом его головорезы в Чикаго подбрасывали эти подковы в спальни вдовам его конкурентов. Пьяницы в салунах Вест-Сайда рассказывали, что Фрост ударом кулака убил ломовую лошадь.
Над грудой согнутых подков, почерневших от дыма, висел памятный диплом в рамке, полученный Фростом за благотворительность. Белл повернулся и вышел на солнце, повторяя про себя имена мальчиков-газетчиков: