Самое счастливое утро. Николай Устюжанин
заработка – «дикари» буквально вынуждали местных сдавать любые комнаты и даже халупы, дышащие на ладан, потому как жилья отдыхающим катастрофически не хватало. Помню, как темным вечером нас умоляла семья с двумя детьми пустить их хотя бы на одну ночь – в округе не было свободных мест. Мы объяснили, что две комнаты забиты под завязку, а кухня маленькая. «Переночуем под столом!» – убеждали нас несчастные приезжие. Мы сжалились и бесплатно пустили их на кухню, выделив четыре матраса с простынями. Как там можно было устроиться на полу, знали только они сами.
Не сказать, что доход от «дикарей» был высок – сезон длился два с половиной месяца, а плата оставалась стандартной три десятилетия кряду: 1 рубль в сутки. Но никакие деньги не могли заменить общения – жильцами были советские люди: врачи, учителя, летчики, художники, инженеры; их рассказы о работе, семейных передрягах и путешествиях не шли ни в какое сравнение с сюжетами из советской же литературы – придумать такое было невозможно. За вечерним столом всплывали такие истории судеб, о которых мы и не подозревали. Все это откладывалось в памяти, обогащало ее.
Я слушал рассказы, содержание которых могло стать основой нескольких романов: о работе в полудикой африканской стране; о причудливой войне в Египте, где наши советники оказались единственной боеспособной силой; о подлинных потерях в Чехословакии в 1968 году; о железнодорожных, авиационных и речных катастрофах, не упоминавшихся в сводках новостей; о нравах в Большом театре; об уникальных возможностях наших сверхскоростных атомных субмарин; о технических новинках, созданных в так называемых «ящиках», – закрытых военных заводах; о грандиозных масштабах строительства БАМа и КАМАЗа, – наконец, о том, кто может прийти на смену (страшно сказать!) самому Брежневу.
Осенью я пошел в 8 класс, а в начале зимы заболел и попал в железнодорожную больницу поселка Лоо.
Эта самая уютная в моей жизни больница стояла на берегу моря, прямо у пляжа; шум прибоя, с одной стороны, и грохот поездов – с другой, как ни странно, не мешали, а наоборот, дисциплинировали больных. Санаторным ничегонеделанием здесь и не пахло – все подчинялось раз и навсегда установленному неизвестно кем и неизвестно когда распорядку. Все начиналось с приема, точнее, с глотания таблеток (на редкость противных), завтрака, обхода врачей, – а продолжалось по расписанию лечебных процедур и плановых операций. Я угодил в детскую палату на втором этаже то ли с бронхитом, то ли с простудой драконовского типа. Кашлял, свистел, сморкался и чихал я вполне традиционно для такой болезни, но эскулапы все искали во мне какую-то скрытую хворь. Впрочем, прогревания, ингаляции, порошки и лечебная физкультура в зале с лопоухим Чебурашкой на стене делали свое дело – я шел, точнее, бежал к выздоровлению на всех парах (больница-то железнодорожная!). Лечение продвигалось столь успешно, что мне и еще трем счастливчикам палаты № 5 разрешили сходить в пансионат «Магадан» на встречу с народным артистом СССР Борисом Андреевым.
Первый