Самое счастливое утро. Николай Устюжанин
первой до последней страницы, а журнал «Советский экран» покупал в киосках. Дискуссии, интервью, рецензии вошли в мое повседневное чтение не по прихоти, а из-за острой необходимости понять, что такое жизнь, куда мы идем, в чем смысл всего происходящего. Не случайно в том году изо всех сил ударили по Солженицыну, – о лишении его гражданства СССР и о выдворении из страны сообщили с какой-то немыслимой для писательской фигуры торжественностью.
А вот о начале строительства БАМа трубили совсем иначе – радостно, с комсомольским задором. Репортаж о высадке первого строительного десанта шел в прямом телеэфире. Тут же появились десятки песен о магистрали, сотни слухов (о том, например, что железную дорогу строят зеки) и, опять же, анекдотов. Некоторые песни нам нравились, против БАМа мы ничего не имели, но излишняя напористость телевидения и газет, некоторая искусственность в воспевании дороги претили.
1975 год прошел под знаком радио. Я вдруг увлекся радиотехникой и всем, что ее окружало. С Андреем Казаковым вел переговоры по проводам, которые мы натянули между нашими двухэтажками, – усилителем служил купленный в магазине игрушек батареечный набор начинающего телеграфиста. На этом я не остановился и стал регулярно читать журналы «Радио» и «Юный техник». Казаков подбил меня собирать радио-детали на самостийных свалках, а окончательно я «погиб», попав на домашний чердак одноклассника Вени Басова. Чего там только не было! Старинная ламповая радиола; целые ящики, наполненные резисторами, конденсаторами и транзисторами; платы, реостаты и трансформаторы – все, что Веня собрал непосильным трудом на свалке или приобрел на сочинской «толкучке» – самопальном рынке.
Нас с Веней объединило сильнейшее увлечение радиотехникой. В школе мы считались заправскими «радистами», но любовь к технике проявлялась у нас по-разному: Веня конструировал, собирал блоки, а я читал электросхемы как художественную литературу, мог смотреть на них часами и мечтать о будущем радиоприемнике, а пение морзянки вообще слушал, как симфонию. Для Вениамина диоды, триоды, резисторы и конденсаторы были обычным металлом, для меня – почти живыми существами.
Зиму я почти не заметил – перед глазами стояли лампы, микродинамики; черные, похожие на маленькие шляпы, транзисторы МП-40 и кремниевые микросхемы.
Весна запомнилась двумя событиями. Во-первых, Пасхой, которую мы отмечали как-то особенно бурно. В школе в субботу испытывали на прочность крашеные яйца, воскресным утром все жители поселка отправились на кладбище поправить родные могилы, а вечером праздник отметили в семьях. Папа, хотя и не был крещен, но церковные праздники чтил и считал святым делом пропустить рюмочку-другую за домашним столом.
Во-вторых, весьма и весьма знаменательным оказался праздник 9 Мая, 30-летие Победы. В этот день, точнее, утром, сбылась моя давняя мечта – мне купили, наконец, собственный транзисторный радиоприемник! В самом большом сочинском радиомагазине «Мелодия» я долго