Самое счастливое утро. Николай Устюжанин
произносила: «А остальное прочтете сами!» Стоит ли говорить, что на перемене мы гурьбой шли в библиотеку… Мама рассказывала потом, что на педагогических советах Алевтину Николаевну ругали за примитивную методику. Сам я сейчас понимаю, что у нее были ошибки и упущения, но какое это имеет значение, ведь самого главного она добилась – мы полюбили литературу на всю жизнь!
Учитель истории Елена Игнатьевна Бурова сама была ее воплощением – она участвовала в войне. Для нее все, что случалось в прошлом: в далекой древности, столетие назад, или в нашем времени – происходило как будто сейчас. Она так увлеченно рассказывала, показывая на картах или схемах то или иное сражение, пирамиду в разрезе или хронологию восстания, что мы не могли не запомнить все до мельчайших подробностей. А еще Елена Игнатьевна была нашим классным руководителем, – нашей школьной мамой, а по сути, нянькой – такими мы были еще детьми! Наши «предки» на родительские собрания ходили с удовольствием, – они тоже уважали, побаивались и верили Елене Игнатьевне.
Географию у нас вела молодая учительница Нина Владимировна Назиева. Она закончила МГУ с красным дипломом; может быть, поэтому ее уроки отличались академизмом, – она всегда знала, что и как мы должны делать на занятиях. Ее манера преподавания была слишком деловой, даже суховатой, но предмет мы знали отменно.
Однажды Нина Владимировна дала задание на дом: начертить схему своего жилища или квартиры. У нас изо всей мебели имелись только стол и два стула, и я, чтобы было не так пусто, решил пририсовать даже батареи у стен… Видно, учительница не поверила мне, на возвращенной схеме было начертано: «Такой квартиры не может быть!» – а внизу стояла аккуратная, маленькая, но красная от стыда «двойка». Я был обижен, но еще более оскорблен недоверием ко мне. Мама, конечно, все ей объяснила, но урок этот запомнился и отложился в памяти.
Родители возвращались с работы около семи часов вечера; мне, приезжавшему на школьном автобусе после обеда, дома было нечего делать (домашнее задание было уже выполнено), и я погружался в чтение.
Я не мог представить себя без книг. Потом мама, преодолевая сопротивление, буквально выгоняла меня на улицу. В то время в моем сердце находили какие-то шумы, из-за этого она панически боялась, что я «надсажу сердечко». Однажды, выбежав на травяное поле, где единственный сын гонял мяч со сверстниками, мама силой утащила меня в дом. Мой поступок был грубейшим нарушением режима: «Вы же его замучаете, у него кардиограмма плохая!» Потом соседские ребята долго травили душу: «У него телеграмма плохая!»…
Как обычно, «глотал» я все подряд, подчистую, без разбора: детские повести М. Коршунова, – его лирический роман «Бульвар под ливнем», посвященный музыке и музыкантам, я перечитывал не раз. Поэмы любимого М. Лермонтова и В. Жуковского, книгу Марселя Мижо об Антуане де Сент-Экзюпери; странную, но ужасно смешную повесть В. Аксенова «Мой дедушка – памятник»… Посылки с книгами, которые приходили на адрес Атарбековской начальной