У памяти твоё лицо. Анна Летягина
девчонок, которые пытаются и меня удивить и поразить «сенсацией», я молча пожимаю плечами и прохожу к своему месту за второй партой. Два – наше любимое с Даришей число. И не только потому, что у нас всего было всегда по два, и нас с ней двое – вдвоём мы, кстати, даже сейчас, хоть я и не знаю, где она находится. Просто другие числа казались нам какими-то ненастоящими, выдуманными, уродливыми. Три, например, – это два плюс один, один – это два минус один. А к двум никак нельзя ничего прибавлять. Ничего и никого. И отнимать от двух – преступление. Это против правил. Против наших с Даришей правил.
Поэтому здесь, за второй партой, я сижу одна. И все к этому привыкли – никто давно уже не пытается ко мне подсесть, а учителя никого ко мне не подселяют. Они видят, что я вроде бы со всеми, не пугливый зверёныш какой-то, не изгой, но в то же время – сама по себе, и уважают это моё право и желание. О том, что я на самом деле не одна, а до сих пор всё равно с Даришей, знаю только я. Как и о том, что место рядом со мной, за моей второй партой, – её место. Я не хочу, чтобы кто-то его занимал. Ни здесь, в школе, ни вообще в моей жизни. Ведь это будет предательством по отношению к ней. Так что неудивительно, что друзей у меня нет.
Задумавшись, я перестаю следить за временем и тем, что происходит вокруг. Мы по-прежнему вдвоём с Даришей, папа ещё никуда её не унёс из дома – всё это только в моей, невидимой для всех, реальности. В ней мне всегда так хорошо, поэтому я чаще там, чем здесь. Внезапно из неё меня выдёргивает пронзительное дребезжание звонка на урок и строгий, командный голос Аллы Васильевны, призывающей всех успокоиться и «настроиться на рабочий лад». Рядом с ней у доски стоит ухмыляющийся черноглазый парень с зелёной чёлкой и серьгой в ухе, жующий жвачку. Так вот она какая, наша сегодняшняя «сенсация». Ничего сенсационного. Ну, если не считать зелёную чёлку и серьгу – но кого сейчас всем этим удивишь? Даже в школе. Просто теперь нас тут – тридцать плюс один. Вот и всё. Это меня совсем не шокирует, как обычно другие новости. Значит, я наконец-то научилась не бояться их, наверно.
Алла Васильевна представляет новенького. Почти все её слова я пропускаю мимо ушей, потому что снова задумываюсь об узелковой азбуке. Мне кажется, чем чаще я о ней буду думать, тем больше у меня шансов поскорее вспомнить, что означают строчки-ниточки и буквы-узелки. Я ведь знала это когда-то, мы с Даришей обе знали, – как можно было в один день всё напрочь забыть? То есть сразу же после одного дня, когда…
– Ты не против?
Конечно, против, но от моего ответа, кажется, уже ничего не зависит – новенький решительно отодвигает стул рядом со мной и усаживается на него. Как его, кстати, зовут? Я всё прослушала. Он, каким-то чудом догадавшись об этом, шепчет:
– Витас.
Теперь он вопросительно смотрит на меня. Я усиленно делаю вид, что внимательно слушаю Аллу Васильевну и не собираюсь отвлекаться от урока. Хотя почему «делаю вид»? Это, в общем-то, так. Но ещё я хочу дать Витасу понять, что ему лучше поискать другого соседа или другую соседку по парте. Тут много тех, кто точно обрадуется ему и совсем не будет