Кокон. Ева Вишнева
по соседству с ведьминым домом. И ее, эту самую ведьму, ни капельки не боится. Ну как с таким дружить?
Взгляд у сына цепкий, внимательный – не скроешь, что в очередной раз загрустила.
– Никто мне кроме тебя не нужен, мама. Все равно я не люблю детские игры, в них играть – лишь время тратить. Вон, крыша протекает, буду чинить.
– Верно, – соглашалась Весея, а сама думала: ну ее, крышу эту. Латай не латай, все равно в дожди придется подставлять тазы да банки, иначе пол совсем зальет. А ты, милый мой, поиграл бы, подурачился. А то, верно, плохая я мать, раз тебе так рано пришлось стать взрослым.
Сон сморил Весею под утро. Ей привиделся муж, будто они сидели за столом, друг напротив друга. Весея мучительно гадала, что ему рассказать – про сына Воика? Про жизнь в поселке, где год от года мало что менялось?
Едва она собралась с мыслями, в дверь постучали. "Подождите, я занята!» – крикнула Весея, но незваный гость не ушел. Лицо мужа поблекло, растворилось в темноте.
Стук повторился.
Весея с сожалением подумала о прерванном сне. Полежала, глядя в серый потолок, надеясь, что ночной гость все-таки уйдет. Холодный воздух покалывал щеки; не хотелось вылезать из-под теплого одеяла, оставлять электрическую грелку, обмотанную вокруг ног.
Вообще, ночные гости не были редкостью. Бедняга-Деян, поселковый сумасшедший, в последнее время зачастил ломиться в дверь ни свет ни заря: то кошку дворовую притащит, то украденную курицу. Лечи мол, позарез надо. А сам улыбается, довольный. На днях вообще пришел: плутовато озирается, руку за спиной прячет. Беззубо, черно улыбнулся, да как швырнет в лицо Весее красно-желто-зеленое, ароматное. И убежал смеясь. А на пороге остались лежать цветы, украденные с чужой клумбы. Сын подобрал, поставил в вазу, Весея сходила на базар, купила яйца, муку и сахар, испекла пирог – Деяну в благодарность. Да только Бедняга с того дня не заходил. И как назло: пирог вчера доели, а Деян – пожалуйста, заявился. Стучится в дверь, никак не отстанет.
Воик заворочался, зашелестел накрахмаленными простынями, соскользнул с навесной полки. Босые ступни зашлепали по полу.
Весея вдруг вспомнила, как еще малышом, Воик злился на людей, которые стучались в двери, звали маму из дома – и она, в то время молодая, безотказная, едва выпустившаяся из учебного дома, бежала ставить прививки, лечить маститы да отеки, вытравливать клещей. Возвращалась под вечер уставшая, а сын встречал у порога, смотрел бездонными мазутными глазами и обиженно молчал.
Скрипнула, открываясь, дверь. Удивительно, но предрассветным гостем оказался не Деян. В дом ворвалась Ждана, односельчанка из соседнего квартала. Ветер швырнул сухие листья через порог – ей вдогонку.
Едва взглянув на женщину, Весея мигом стряхнула сонное оцепенение. Всегда степенная и опрятная, Ждана выглядела обезумевшей. Растрепанная, в измятой шали поверх пижамы; пятки выскальзываюли из мужских туфель.
– Пожалуйста, пойдем со мной! – взмолилась она.
Весея вскочила с кровати, набросила