Люди как люди. Сборник рассказов. Кристина Александровна Крюкова
Однако, Гусеву ничем из этого похвастать не хотелось. Она даже незаметно от Гусева убрала в шкаф три портрета Велюра в черных рамках. «Прости, Велюрчик».
– Да так… пишу для журналов… – сказала она, – работаю бухгалтером, ну, и личная жизнь не очень-то сложилась.
«Эти три недоразумения мужского пола не стоят нынче ни моего, ни Гусевского внимания».
Гусев сначала был весел и бодр, хорохорился по поводу развода, потом скис и начал жаловаться на вторую жену, которая оказалась такой же взбалмошной и меркантильной как первая.
– Она требовала и требовала у меня кольцо!
«Ну, и купил бы, дурак, может, разводиться бы не пришлось».
Но Танька лишь понимающе кивала.
Закончил Михаил на мажорной ноте – его адвокат по разводам оказался молодец, Гусев доволен. Он даже радостно ударил кулаком по столу.
Гусев давно сжевал свои оливки и, хотя в начале вечера заявил о приверженности правильному питанию, к одиннадцати часам без зазрений совести съел Танькины пироги, тарелку борща, голубцы и мамины огурцы.
«Тощий такой. Как в него входит?» – думала Танька, но предложила ему все, что было в холодильнике.
Откусив кусок пирога, он закатил глаза и пробурчал с полным ртом:
– Танька, пироги твои божественные, ты просто богиня пирогов.
Татьяна довольно улыбнулась, богиней (пусть и пироговой) ее никто никогда не называл.
Время клонилось к полуночи, Гусев все более напивался. Татьяну саму разморило, ей было весело.
«Какой прекрасный вышел вечер».
Она накренилась, облокотившись на стол, вдруг заметила, что грудь ее лежит на столе справа, а сама она сидит слева. «Неудобно как-то перед Гусевым», – и выпрямилась.
А ведь Гусев ей очень нравился в институте. Он был да и остался веселым балагуром, шутником и любимцем женщин. Она была рада его встретить. Да еще привнес такое разнообразие в ее монотонную скучную жизнь.
– Танька, ты такая замечательная баба! Это я тебе как дважды разведенный говорю. Ты не обижайся только, пироги твои хоть на выставку вози, но ты зря на свои пироги так налегаешь.
Андреева аж поперхнулась такой наглости.
– Ну, прости-прости, Танька, – он засмеялся и притянул рукой ее голову к себе, поцеловал в лоб. – Я пьяный и говорю всякую ерунду.
Танька вздохнула и решила не злиться на него, она, действительно, не модельной внешности.
Они все болтали и болтали, время бежало. Вспомнили и поездки в колхоз в самом начале учебы, и курьезы при сдаче госэкзаменов.
– Андреева, – вдруг сказал Михаил, – а куда я сейчас поеду? Я видел, у тебя там диван стоит в гостиной. Давай я у тебя заночую? Ты не переживай, – он поднял ладони, – я приставать не буду, честное слово.
«Да лучше б ты не давал своего честного слова».
– Оставайся, конечно, – Андреева ради такого случая достала новые простыни, которые десять лет лежали в ожидании непонятно какого грандиозного мероприятия. И спрятала еще два портрета Велюрчика.
Гусев смеялся, про разводы уже