Хуадад-Сьюрэс. Анастасия Голикова
она висит; и, разумеется, не может посвятить себя другим занятиям, кроме тех, что ему велят Стервятник и Дрозд – поэтому его размышления, имеющие в своей основе любопытство, но не тревогу, очень быстро сменились крепким сном.
Когда его разбудила трясущаяся земля, соловей вновь драл глотку, ветер утих, а облака рассеялись, позволяя луне лить свой ледяной свет на землю. Стало холоднее, но дождю явно не суждено было случиться. Джорри сел, одновременно пытаясь сообразить, что происходит, и радуясь своим далеким от совершенства умениям предсказывать погоду. Еремия, приподнялся на локтях, судя по лицу, он так и не заснул. Стреноженная лошадь, в свете луны выглядела все еще паршиво, хоть уже и не была в мыле.
Вздымая пыль, два десятка всадников пронеслись мимо устроившихся на ночлег путников. Молодые люди без труда смогли разглядеть как хорошо знакомые коралловые гербы с белой птицей, так и несколько отличительных знаков законников из других дэминий.
Будь это обычный патруль земельного, солдаты пристали бы к ним с вопросами, может, что-нибудь отняли, может, побили. Однако, скорее всего, просто бы почесали языками. Но этих было слишком много, и они очень спешили. Зрелище, которое могло бы стать поводом для интереснейшего обсуждения, если бы молодые люди точно не поняли, куда и с какой целью едут солдаты.
Всадники скрылись из виду раньше, чем улеглась пыль на дороге. Дрозд и Стенолаз вскочили одновременно.
– Еремия, – более юный из спутников указал пальцем на рыжеволосого. Он решил, что обращение по имени придаст его словам весомости, – ты не вернешься. Они, возможно, даже не за нашей компанией, – Джорри не верил тому, что сказал. Если в самом большом Перепутье Берии останавливался кто-нибудь, на кого могли бы натравить двадцать порядководов, люди Стервятника узнавали об этом первыми.
Дрозд вновь не счел нужным отвечать. На его бледном веснушчатом лице отражалось все, что терзало душу: гнев за обман, которым его вытурили с Перепутья; обида на человека, солгавшего, что у него еще будет время; злость на себя за то, что повелся; страх и, наконец, решимость.
– Не будь дураком! – закричал Джорри, сжимая кулаки. – Зикари тебя прогнал именно поэтому. Думаешь, он будет частлив, если тя поймают?
– Меня не поймают, Стенолаз, – едва слышно ответил рыжеволосый.
Они стояли по разные стороны от затухающего костра и не сводили друг с друга глаз.
– Ты. Ничем. Ему. Не. Поможешь, – медленно и четко произнес Джорри.
Еремия поднял с земли седло и потник, служившие ему постельными принадлежностями.
– Не смей мешать мне, – тихо сказал Дрозд. Он развернулся и резким шагом направился к кобыле, накинул ей на спину потник, но седло дернулось у него из рук. Юноша, схвативший его, всем своим видом показывал, что отдаст снаряжение только с боем. Лошадь же всем видом показывала, что крепко спит и никуда ехать не собирается.
– Стенолаз, не заставляй меня драться с тобой.
– Ты меня не победишь. Не делай лупостей, Розд!
Рыжеволосый