Русская колыбельная. Ростислав Гельвич
представлял себя на его месте. Что чувствует человек после убийства близких?
Листая дело, Альберт вдруг ярко представил, как он убивает Лин. Бьёт по голове, она теряет сознание, а он не останавливается, бьёт её снова и снова, снова и снова… Последняя строчка в признании Адкинса – «Я бил их по головам пока не пришёл в себя», ужаснула Альберта.
Это слишком. Альберт почувствовал, что больше не может терпеть. Он ринулся в душ и, едва найдя в себе силы включить его, обмяк под струями горячей воды, громко рыдая.
Так его и нашла Лин.
– Альберт? – вошедшая с морозца она пахла холодом и снежной чистотой. – Альберт. Ты чего это? – она заглянула в ванную и прищурилась.
Альберт поднял на неё заплаканное лицо и разрыдался ещё сильнее, радуясь, что вода смывает слёзы.
– Лин, милая… Лин…
– Ох…
Лин вздохнула и, прямо в верхней одежде и обуви, подошла к ванной, а потом залезла в неё и села под душ, рядом с Альбертом, обняла его и прижала к себе.
– Альберт, зачем ты так. Нужно было подождать. Ты слишком остро реагируешь.
– Лин! – всхлипнул Альберт. – Лин, милая! Зачем? Ну зачем же он это сделал? Зачем же он это сделал? Убить свою семью, тех, кого так любил, зачем… зачем…
Он вжал лицо в мокрое пальто и зарыдал с новой силой.
Лин спокойно гладила его по волосам.
– Поэтому ты и сделаешь то, что должен. Ты дашь этому куску говна то, чего он заслуживает. Обеспечишь ему тюрьму. Зоопарк. Чтобы люди смотрели-глядели на такое уродище: последнего в мире убийцу!
– Лин… – Альберт еле нашёл в себе силы сдержать слёзы, чтобы заговорить. – Он сам во всём признался. Он хочет, чтобы его судили открытым судом, а после казнили, вот, чего он хочет!
– Хорошо. Тихо.
Мокрая до нитки, Лин поднялась на ноги и отключила душ. Альберт, обессиленный от эмоций, ещё лежал в ванной, тихо всхлипывая. Когда он поднял голову, то увидел на лице жены очень странное выражение, её полные губы слегка кривились.
– Неужели вот это стоит всех этих чувств? Влезть в шкуру другого человека, ощутить это так остро, чтобы тебя прошибло насквозь, как маленького ребёнка?
Альберт не мог ответить. Лин, тем не менее, всё равно поняла, что он сказал бы, если бы мог.
– Вот поэтому я бы и не смогла стать эмпатологом. Положить свою жизнь на то, чтобы переживать чувства какого-то там преступника, влезть в его шкуру, решая, провести ему стирание или отправить в тюрьму… Не для меня, Альберт, – Лин вздохнула и стала раздеваться. – У меня есть ты, и мне этого достаточно. Все остальные – не для меня.
3
За остаток воскресенья излишняя чувствительность восприятий полностью ушла, хотя в субботу Альберта ещё немного потряхивало от сильных образов. Воспоминание о приятном эпизоде в любимой книге, хороший кадр в фильме, красивый цветок, яркий свет рождали в груди Альберта миллионы мурашек, а в глазах слёзы.
К понедельнику это прошло. Альберт проснулся за несколько