Русская колыбельная. Ростислав Гельвич
и в самом деле открыл окно, но пахло лишь грязью, выхлопом машин, и немного холодным утренним воздухом. Альберт всё равно вдохнул этот воздух полной грудью и закрыл глаза, чтобы почувствовать хоть что-то, но ничего не почувствовал.
Сзади кто-то недовольно засигналил. Альберт быстро закрыл окно и надавил на газ.
Он помрачнел, вспомнив, что проезжал тут во время какого-то праздника летом. Смуглые женщины в цветных сари ходили рядами, пригоршнями расшвыривали цветной порошок, окуривая себя, людей вокруг, проезжающие машины тлеющим пало санто. Именно этот запах Альберту хотелось бы учуять снова: тяжёлый, густой, рождающий в голове образы голоногих шаманов, камлающими ради чего-то хорошего.
Центр заполнился людьми. Конечно, утром горожан не так уж и много. Иное дело – вечер.
Вечера в центре – феерия праздности, а раннее утро – деловитости. Люди шли по делам, и редкие гуляки, каким-то образом оказавшиеся на улице, казались чужаками. Альберт спокойно провожал взглядом их усталые лица и помятую одежду, благо, что времени на это у него достаточно, ведь утренний затор стал обыденным ритуалом. Мрачные лица почему-то обрадовали Альберта.
Альберту казалось, что он выбирался из города целую вечность. Короткая поездка вне города по пустой дороге не помогла: настроение испорчено.
Очень скоро между облетелых деревьев Альберт увидел старый красный кирпич: стены Оак Мэдоу. Как обычно, он прибыл на работу почти раньше всех, мест на парковке оказалось предостаточно. Припарковав машину, Альберт подумывал было не торопясь двинуться в свой кабинет, но тут его внимание привлёк гудок со стороны въезда.
Красный седан Пилипчика. Первый раз за всё время работы Альберта в Оак Мэдоу директор появился так рано.
Альберт спокойно подошёл к именному директорскому месту. Тот припарковался как по линеечке и после, пыхтя, с трудом вылез из машины.
– Пройдём со мной, – одышливо проговорил Пилипчик, приложив руку к груди. – Надо… надо обсудить…
Первые насколько шагов директор дышал как выброшенный на берег кит. Казалось, что даже с расстояния можно расслышать хрип в его лёгких и натруженный стук сердца. Отдышавшись, Пилипчик утер платочком пот со лба и заговорил уже нормально:
– Читал?
– Угу, – отозвался Альберт. – После фанейротима.
Пилипчик гулко хмыкнул и скривился.
– Настолько серьёзно? Мда… – на какой-то момент лицо директора озарилось странным выражением, но он тут же потряс головой, вытирая губы тыльной частью ладони. – Ты не загоняйся так. Если что не сможешь, не осилишь, то так и скажи… Дело ведь сложное, особенно для такого, как ты.
– В смысле? – не понял Альберт.
Ответил директор ему не сразу – они как раз дошли до входа. Альберт, прижимая к себе папку с делом, открыл тяжёлую дверь, и прошёл вслед за Пилипчиком.
Они подошли к лифту.
– Так в каком это смысле «для такого, как я»? – переспросил Альберт.
– Не