Неопознанная педагогика. Калмыкия. Страна между двумя берегами. Анатолий Цирульников
класс, а дальше детей смотрят в Академии и рекомендуют заниматься индивидуально у определенного тренера.
«А как, по-вашему, шахматы влияют на ребенка? – поинтересовался я. – Лучше учится по математике? – «Не только по математике, – заметил Абушинов. – У шахматиста-ученика систематизируется процесс учения. Строить дебют, миттиншпиль, эндшпиль – все равно, что осваивать новый учебный материал, выполнять исследовательский проект. Я брал в районе ребят, доводил до призеров республики, и они говорят «спасибо, благодаря вам продвинулся, стал тем-то и тем-то». – «Они что, особенные, шахматные дети?» – «А вы понаблюдайте. Сразу же видно, что за люди. Обдуманно подходят к любому вопросу. Планируют. Разносторонне развиты… Я наблюдаю за детьми, знаю вот с такого возраста и вижу, что они не только чего-то достигли в шахматах, они профессией овладели…И, главное, не грубияны, – подчеркнул директор шахматной Академии, – воспитанные люди».
В шахматах ли дело? – думаю я.
Но в Калмыкии они – часть культуры. У ойратов, вычитаю я в трудах историков, шахматные фигурки вырезались из дерева и кости. Каждая имела название, близкое по значению монгольскому. Главными фигурами были хан и ханша, «тяжелые» и «легкие» фигуры представляли распространенный у калмыков скот: овцу, лошадь, корову и верблюда…
«…Я сам, – рассказывает Абушинов, – играл в молодости на третьей доске за Волгоградский сельскохозяйственный институт». Окончив, работал, был директором совхоза, а в конечном итоге выбрал шахматы…
Примечательная особенность: в биографии людей, с которыми общался в Калмыкии, обязательно присутствовали две вещи: ссылка и шахматы.
Заместитель министра образования Ирина Дмитриевна Кавкишева, с которой мы встретились в первый же день, рассказала, что ее отца выселили из Калмыкии в годовалом возрасте. Дед погиб на фронте. Осталась большая семья – шестеро детей. У бабушки было пять классов образования, но она сумела всех детей сохранить, никто не погиб по дороге в Сибирь. Папа, когда оттуда вернулся мальчишкой, увлекся шахматами. «И матушкой своей, – рассказывала Ирина Дмитриевна, – был ругаем и бит, потому что отвлекался от дел. Бегал к учителю истории, и тот учил его шахматам».
Кончил школу, техникум, работал агрономом, рос по службе… Когда грянули девяностые, и все рассыпалось, папа Ирины Дмитриевны, уже на пенсии, остался без всего – кроме шахмат. Позже сказал: «Если бы знала моя мама, что меня в жизни спасет…» Ведь он не только играл, но вырезал шахматные фигуры, изготовлял шахматные столики, а в те годы этого же ничего не было – пользовалось спросом. Потом ушел в школу преподавать шахматы.
Дети его безумно любили.
«И сейчас, слава богу, – говорит мне Ирина Дмитриевна, – он жив-здоров, и часто задается вопросом, который вы задали: а зачем шахматы? И это ведь не просто так – а судьба. Он рассказывает, размышляет и смеется. И знаете, когда ему исполнилось семьдесят, его больше чествовали не как агронома, начальника орошаемого участка,