Иной и Иные. Двери не то, чем кажутся. Евгений Пышкин
задерживался перед ларьками, торгующими музыкальными кассетами и дисками. Из динамиков с хрипом вырывалась попса. Конечно, в основном новогодние песни. Верка Сердючка была королевой на балу музыкального ширпотреба.
Я спустился в подземный переход и, оказавшись на другой стороне улицы, прошел несколько остановок. «Дом Книги», естественно, не работал, а вот рядом через дорогу мерзли частники. Они тоже торговали дисками и кассетами, а еще старыми книгами. Именно туда я и направился, удивляясь тому, что в праздники им не сидится в теплых квартирах. Могли бы хоть завтра выйти.
Я рассеяно рассматривал корешки книг, пока мой взгляд не привлек человек. Я заметил его боковым зрением и поднял глаза. Света? Да, вроде она, или нет? Нет, похоже, она. Пока я гадал и сомневался, она первая сказала:
– Привет, Женек! Какими судьбами? – И улыбнулась.
– Случайно, – ответил я.
– Случайно зашел сюда? Допустим.
– Ну, а ты как, Свет, учишься, работает, живешь?
– Типа да. Работаю на геодезическом предприятии. Ты же знаешь? – Я кивнул. – Живу пока у подруги.
Света была не из областного центра.
– А ты сам как? – спросила она.
– Ем, сплю, гуляю, слушаю музыку. Не работаю, а подрабатываю, но собираюсь работать, ибо покой нам только снится, так что…
– Понятно. А что читаешь? – Это был ее любимый вопрос.
– Недавно Платонова прочел «Сокровенный человек».
– И о чем? – Света продолжила, не отрываясь, изучать корешки книг.
– О Фоме Пухове. Он неспокойный человек, и никак не может найти место в жизни. То это не то, то другое. Ему тяжело с людьми. В конце концов, он находит успокоение рядом с машиной.
– Слушай. – Она посмотрел на меня внимательно. – Это интересно. У тебя есть что-нибудь почитать из Платонова.
– Да. Могу устроить. Встретимся у «Дома книги».
– Заметано.
– Когда?
Она назвала день и время. На этом мы расстались.
У нее было самое светлое имя в группе – Светлана. В этом имени для меня переплетался солнечный луч и весенний ручей. Что-то звонкое и чистое. Была ли она красивой? Странно, но я никогда не задумывался над этим. Я считал, что остальные пацаны, так сказать, работали на публику, обсуждая красоту девчонок. Для меня это казалось… Диким? Неестественным? Но как только ты заговоришь с человеком, тогда поймешь, красив он, или нет. Красота – атрибут внутреннего измерения, считал я, а не внешности.
Такие мысли роились в моей голове, пока я трясся в маршрутке. Приехав домой, я перекусил на скорую руку и взял с полки книгу Платонова и начал читать следующую повесть – «Котлован». В конце повести умирает ребенок – маленькая девочка. Смерть ее, как символ умирающего будущего, расшевелила мою память. Здесь есть что-то от Достоевского. Вроде, он говорил, что все труды человеческие не стоят слезы ребенка?
Я отложил книгу и сел за компьютер. Выйдя в сеть, решил проверить почту. И вот тут стало трудно дышать, во рту пересохло. Я прочитал следующее:
«Видимо,