Джексонвилль – город любви. Даниил Юрьевич Яковлев
нятых ежедневным изнурительным поиском хлеба насущного, это давно перестало быть секретом. А во-вторых, последние несколько лет он, Кольцов, оказался настолько близок к самому сердцу государственной машины, что наверняка знал почти обо всех хитросплетениях политической жизни.
Все же, порой привычки, даже потерявшие смысл, оказываются сильнее нас. Так вышло и с Кольцовым. Каждое утро, перелистывая свежую газету, он, по-прежнему, с обстоятельностью, достойной лучшего применения, упрямо препарировал очередную порцию официальной лжи. Вот и этим пасмурным утром Федор Петрович не смог изменить себе. Сидя у окна купе, он убивал время привычным способом под мерный стук колес скорого поезда. Короткий возглас сына отвлек его. Не поднимая головы, автоматически глядя на измятый газетный лист, но уже мимо строк, Кольцов-старший ясно представил, как выглядит сейчас море. Неяркая, с трудом различимая, темно-серая полоса, как будто втиснутая чьей-то сильной рукой между безразличным осенним небом и сухой выцветшей степью.
В детстве и юности Кольцов не часто бывал на морском побережье. Только пару раз родители отправляли его в пионерский лагерь в Тимофеевку – неуютный курортный поселок. Именно там маленький Федя сделал выдающееся открытие, предопределившее его дальнейшую жизнь. В один из погожих солнечных дней он обнаружил, что, если стать на берегу моря и пристально всматриваться вдаль, на горизонте можно заметить неясные очертания сказочного замка. Федя никому не говорил об этом, лелея в сердце надежду на то, что открыл волшебную страну, известную только ему. Он даже замыслил побег. Но однажды вожатая, обратив внимание на худенького мальчика, который битый час неподвижно стоял на солнцепеке и неотрывно смотрел в одну точку, объяснила ему, что это Джексонвилль – районный центр, в тридцати километрах езды от Тимофеевки. То, что он принял за стены замка, оказалось фабричными корпусами, а высокие башни и шпили на самом деле были заводскими трубами. Но, несмотря на жестокое крушение детских иллюзий, Федор влюбился в этот город заочно. Еще тогда, при первом, невнятном знакомстве с Джексонвиллем, Кольцов почувствовал, что он станет местом главных событий в его жизни. Так и вышло.
Его первая настоящая встреча с Джексонвиллем произошла гораздо позже, когда он начинал служебную карьеру. То была его первая командировка в приморский город с необычным названием. Он, молодой инструктор обкома партии, ехал на проверку вместе со своим начальником – заведующим отделом. Неприятный старый тип всю дорогу методично прощупывал лояльность Кольцова к собственной персоне. Но когда в боковом стекле «Волги» внезапно показалось печальное осеннее море и с детства знакомые силуэты, Федор не смог сдержаться и посреди скучного разговора почти выкрикнул: «Смотрите, море!», – так же, как сделал только что его сын – Игнат.
С тех пор прошло много лет, Федор Петрович повидал на своем веку другие берега и другие моря, теплее и приветливее. Только всякий раз, думая о Джексонвилле, Кольцов испытывал непреодолимое притяжение этих мест. В них было все – покой и смятение, бесшабашная радость и немыслимая тоска, которых он нигде больше не мог ощутить. Многое из того, что пережил Федор Петрович здесь, он вспоминал с теплотой и нежностью, многое рад был бы забыть, но странная магия здешних рыжих берегов, сплетаясь в тугой узел со светлыми и мрачными воспоминаниями, неотвратимо затягивала, делая невозможным долгое существование без Джексонвилля. Несмотря на суматоху дел, высокие посты, Кольцов старался вырваться сюда при любом удобном случае. Теперь, когда волею изменчивой судьбы Федор Петрович лишился столичного кабинета и решил поселиться здесь, он заранее замирал от адской смеси восторга и ужаса при мысли о том, что, возможно, это уже навсегда.
Кольцов, наконец, отложил газету и поднял глаза, чтобы вновь встретиться со своим Джексонвиллем. Моря уже почти нельзя было заметить за приземистыми одноэтажными домишками, мелькавшими в окне. Они так близко прилепились к рельсам, что, казалось, вот-вот попадут под колеса. Это и был Джексонвилль, на первый взгляд ничем не примечательный степной приморский город. Сейчас он погрузился в глухое, унылое затишье. Но город знавал и сладкие дни расцвета. Были у него свои тайны, свои герои, свои победы.
***
Никто из дотошных историков точно не установил, в каком году по решению российского командования, во время тревожной передышки между частыми тогда войнами с турками, в этих диких местах стали возводить крепость. Начатое, как водится, до конца не довели. Выделенные из казны деньги разворовали, но городу здесь суждено было появиться. Горстка отставных служивых и несколько десятков залетных искателей приключений крепко зацепились за обрывистые рыжие склоны, несмотря на жестокие зимние ветра и нестерпимый летний зной. Слободу назвали Новопавловской в честь наследника престола, ставшего позднее злополучным императором. Шли десятилетия и, казалось, что об ее существовании забыли все, кроме тех, кто жил там. Только к концу царствования Александра Первого у кого-то из сановных поклонников античности возникла эффектная идея воздвигнуть на этих берегах новый Пирей. Само собой, не без личного интереса. Несмотря на то, что в древности эллины доплывали сюда с большим трудом, мысль императору понравилась, и он собственноручно утвердил план строительства.