Чашка кофе. Валентина Дмитриевна Гутчина
меня, почему некоторые называют Валерию Стерликову Лерой-холерой. Представляете себе ситуацию? Ну, и что я могла ему ответить?
–Объяснила бы, что наша Лера – настоящая холера в самом прямом смысле, – хмыкнул Толик.
Все трое весело улыбнулись.
–Интересно, почему это его вдруг так заинтересовало? – допивая свой кофе, вздернула бровь Лена. – Коню понятно, что наша славная Лера заслуживает гораздо более выразительного прозвища. У нее и фамилия говорящая – Стерликова. Или Князю и здесь следует подсказать, что Лера – не просто холера, она еще и самая настоящая стерва, а потому…
В этот момент общего жизнерадостного смеха дверь Князя вновь бесшумно отворилась, и он вновь появился – на этот раз с сотовым телефоном в руке. Хохот мгновенно стих, и все с живейшим интересом на него уставились.
Чуть нахмурившись, Князь посмотрел на всех присутствующих, затем перевел взгляд на свой мобильник.
–Мне только что позвонил один старый знакомый. Спросил, нет ли в редакции места для его сына-оператора, выпускника ВГИКа. Как по заказу. Что вы на это скажите?
–Чудеса, – хмыкнула Лена.
–Именно – чудеса, – задумчиво проговорил Игорь Петрович, все так же уставившись на свой сотовый. Наконец он поднял глаза на коллектив.
– Парню двадцать два года, ни в какую не захотел остаться в Москве, хотя отец и пытался его там пристроить. Зовут Андрей, он скоро подъедет. Надеюсь, вы ему объясните…
Тут Князь сделал неопределенный жест рукой и вновь, неожиданно и бесшумно, скрылся за дверью.
–Занавес! – проговорил Толик в полголоса. – Интересно, дамы и господа, что означал сей жест?
И он попытался повторить жест Князя.
Лялечка лишь хихикнула, торопливо склонившись над пудреницей и подмазав губки.
Лена сладко потянулась.
– Сей жест означал, что мы должны подготовиться к теплой встрече новичка – кофе, виски с содовой и все такое.
Между тем кофе был выпит, очередной скандальчик пережит, все последние новости обмусолены. Лена с Толиком поднялись и, кивнув Лялечке, разошлись по своим кабинетам.
* * *
Старинное здание, в котором располагалась редакция «Апельсина», принадлежало ранее зажиточному купцу по фамилии Лысенко, торговавшему мукой, известному охотнику и страстному любителю собак, имевшему лучших сук породы русская борзая. За щенками приезжали даже из-за границы! После революции купец предпочел остаться в славном городе Париже, а в его доме расположился сначала приют для престарелых, чуть позже уступив место центру детского досуга, закрывшемуся в суровые годы Перестройки, передав эстафету «Апельсину».
Из круглой приемной-кофейной с кабинетом Князя вели два коридора: один, коротенький, на выход, второй – узкий и длинный, вдоль которого располагалось множество комнат, благополучно обустроенных под отдельные кабинеты корреспондентов, одну просторную монтажную студию (пришлось удалить пару стенок) и столь же просторную комнату