По-восточному. Ольга Болгова
пофигист, посмотри на этот джемпер».
«А он классно смотрится в этом джемпере, ну согласись!»
«И кто-то упрекал меня в наличии нездорового воображения?»
«А что я такого сказала?»
«Отстань, в конце концов, мне сейчас не до его привлекательности. Может, он меня ограбить собирается!» – отмахнулась я и застонала от того, что ремешок сумки сполз с плеча и прошелся прямо по поцарапанной руке.
– Да, есть родные и друзья тоже… – ответил Данияр-Данила и, словно желая перевести разговор на другую тему, спросил:
– Как ваши раны? Вы так круто вывели противника из строя.
– Издеваетесь? С моими ранами все в порядке. Заживут, – оптимистично откликнулась я.
– Да что вы? Если бы не ваш боевой клич и бросок, я вряд ли бы справился с этим бугаем. Он отвлекся на вас, а я использовал его прокол.
– Вы умеете драться… – сделала я комплимент.
– Не слишком, но кой-какие приемы знаю, – не без мужской заносчивости ответил он. – А вы как сюда, на отдых или по делам?
– На отдых, – отрезала я и, решив, что не стоит слишком углубляться в подробности моей, да и его жизни, спросила: – А вы говорите по-казахски? Проспект Достык…. Что значит Достык?
– Говорю, немного. Достык значит дружба… раньше он назывался проспектом Ленина, а еще раньше именем какого-то там губернатора, сейчас не вспомню.
– Красивый проспект… – сказала я. – Даже не ожидала, что Алматы такой большой город.
«В котором на приезжих нападают в парках», – ехидно шепнула на ухо авторша.
«Злая ты, не стану с тобой сотрудничать», – совсем обиделась я и пихнула ее локтем.
– Здорово застроился за последние годы, хотя столицу и перенесли в Астану. Я сам уже многого не узнаю.
Некоторое время мы шли молча, и это бездумное движение отвлекло меня от недавних потрясений, я погрузилась в созерцание и шум города. Мы то попадали под покров тени от красавцев-деревьев, ограждающих улицу, то снова вступали в топящий камни жар. Геометрически выверенные узоры многоцветья газонов и клумб, шум и брызги фонтанов, каскады этажей высотных зданий – все это проспект Достык. Бронзовый казах на постаменте, с домброй в руках, с благообразной восточной бородкой, облаченный в бронзовые же халат и шапку. За его спиной милосердный скульптор соорудил каменную стену с водопадом, видимо, символизирующую горы, среди вершин которых пел свои песни Жамбыл – имя певца выбито на стене. А в нескольких шагах от бронзового акына на фоне плачущих ив и серебристых елей диссонансом огромный рекламный постер, с которого сходит на сумасшедших шпильках Сара Джессика Паркер со своим «Сексом в большом городе». И розы, алые, как восход, целый газон цветущих алых роз.
– Памятник Джамбулу, нашему казахскому поэту, – словно гид, сообщил Данила. – В ночь у подножья Джамбула-горы, сжавшись комочком у снежной норы, мать моя, рабскую жизнь кляня, в стонах и муках родила меня…
– Ого! – потрясенно воскликнула я. – Вы читаете стихи?
– Со школы помню… Кстати, очень хочется есть, а я вижу впереди