Биение сердец. Сергей Семёнович Семёнов
глаза и губы были подкрашены, вымытые волосы прибраны на затылке и подвязаны платком. П. смотрел на неё, складывая документы в кейс, и никак не мог понять, зачем девушки так тщательно прихорашиваются, когда им предстоит несколько часов провести в аэропорту, затем в самолёте, а потом ещё и в душном автобусе трансфера. Как все мужчины он был практичен и искренне считал, что никто не смотрит на всю эту косметику в напряжённой усталости перелётов и сутолоке аэровокзалов.
Раньше, когда П. летал всюду один, он постоянно тревожился за деньги и документы, за свой багаж, который могут запихнуть не в тот самолёт, за ручную кладь, которая лежит на полке, а он даже не видит, что там с ней происходит. Сегодня он был спокоен, когда в своей руке держал аккуратную ручку Амали и смотрел на солнечный свет, разлитый всюду по герметичному салону аэробуса. Он ловил те редкие минуты абсолютного блаженства и расслабленности, которые бывают в безмолвном единении двух слившихся в жизненном потоке душ. Наступил момент, когда он познал Амали, как ему казалось, достаточно хорошо, чтобы считать её своим продолжением, родной частичкой, органично подошедшей к его хитроумной конструкции. У них не было друг к другу претензий, разногласий, скрытых недовольств, подозрений, обид. Только имя, настоящее имя Амали раздражало своим звучанием П.. Ещё в школе рядом с ним сидела некрасивая, большая, как водонапорная башня, девочка, от которой всё время пахло луком, она громко дышала из-за тучности, слышно рыгала после еды, и не могла связать двух слов при элементарном вопросе учителя.
Он не знал, что таиться в душе Амали, он оставлял в чистой кантианской протяжённости место для «вещи в себе» на теневой, оборотной стороне души. В некоторые минуты их близости ему страстно хотелось познать её всю, заглянуть в потусторонность, не оставить ей ничего собственного, обнажить её перед собой, как перед Богом. Глядя на жену украдкой, он знал, что в ней ещё есть что-то непознанное и оно манило к себе, как Клондайк манит золотоискателя. Иногда он любил сесть возле кровати и подолгу разглядывать её спящую. В секундном подрагивании глаз, видевших сны, ему хотелось также видеть их, совместными лёгкими, в едином ритме выдыхать тёплый воздух, хотелось проникнуть в микромир и видеть, как идёт метаболизм в клетках.
Самолёт потряхивало в турбулентности, легко и совсем не страшно, а он всё держал на подлокотнике кресла свою руку на её руке и чувствовал тепло тела. Он повернул голову – Амали смотрела в сторону иллюминатора – гладкая розовая кожа щеки, ровный носик, подкрашенные губки и блеск металлической оправы очков, – она не решилась надеть в самолёт линзы. В ней есть доля детской боязливости и суеверия, хотя она такая умелая, самодостаточная. Ему вновь остро захотелось знать, о чём она думает, глядя в иллюминатор. Можно сейчас с ней заговорить, но он не знает с чего начать, будто встретил жену в первый раз. П. хочется знать, о чём бьётся её сердце.
После того, как Амали увела П. у его первой жены, он покинул театр. Она окутала его своими