Грешница, путь во тьму. Кира Мюррей
шепнула женщина. Она подалась ближе, прижимаясь в объятиях. Гладила по непослушным темным кудрям и едва заметно покачивала девушку, будто старалась её убаюкать, как младенца.
Она цеплялась за свою гувернантку, утыкалась лицом в старые ткани её платья. Они пропитались старостью и пылью, но все равно казалось, что они пахнут чудесно. Пахнут чем-то родным. Мисс Фрэмптон для Эдиты пахла безопасностью.
Когда девушка успокоилась, она забралась на кровать с ногами. По детски развалилась и иногда хихикала, болтая. А после печально вздыхала, упомянув своего мужа.
– Мисс Фрэмптон, почему мы не можем знать своего будущего? – тяжело вздохнула Эдита. Она лежала на спине на кровати, глядя в потолок каким-то пустым взглядом. Он пугал. Такой взгляд, выдавал о слишком больной боли. Такого взгляда не должно быть на молодом и прелестном личике. – Я бы отдала пол жизни лишь бы узнать ждет ли меня счастье. Чтобы узнать имеет ли все это смысл. Чтобы узнать суждено ли мне стать матерью. Пожалуйста, не говорите никому, но я не желаю этого. Я ненавижу этого старого черта. Я не желаю под сердцем носить его дитя.
– Не сквернословь, – привычно, но мягко отругала Маргарита свою воспитанницу.
Девушка же на это недовольно, как-то по-детски надулась.
– Пусть это и звучит как шутка, – отвернувшись от Маргариты, глядя на светлую полос, что падала из под двери, продолжила Эдита, – как что-то детское. Будто я припираюсь и сопротивляюсь из-за упрямства, но это не так. Я не желаю отравить своего ребенка ядом ненависти. Я не хочу его не только из-за заботы о себе, но и в заботе о нем.
– Дитя… – будто не могла поверить своим ушам и глазам, шепнула Маргарита.
Она резко поднялась и подошла к окну. Глядела на чернеющее небо и полосу реки. Сжимала кулаки и хмурила брови, за спиной слышала срывающееся дыхание Эдиты, будто в преддверии слез.
Маргарита была высока и тонка, напоминала деревцо. Всегда прямая спина и красивая линия плеч. Лишь в последние годы её тело исказил возраст, делая очертания более расплывчатыми. Там где были волны молодости теперь были сухие кости.
Изящная хрупкость превратилась в костлявость старой женщины.
Её тень на полу была длинной, скрученной и пугающей.
– Твое сердце добро, – натянув на лицо кривую улыбку, сказала Маргарита. Эдита не повернулась к ней, все так же пусто глядела в другую сторону, чувствуя стыд за свою минуту откровенности, – я понимаю тебя.
Маргарита резко повернулась, её туфли немного скрипнули по полу. Её тело вытянулось в решимости.
Эдита села, испуганно и неуверенно глядя на свою воспитательницу, недоверчиво вглядываясь в её лицо, ощутив изменение в этой женщине.
– Пообещай мне, – серьезно сказала она, вглядываясь в юное личико, – пообещай мне, что все, что произойдет в этой комнате останется в ней. Что даже в агонии боли не произнесешь слов, что приведут меня на виселицу.
Эдита поднялась и в одно мгновение она повзрослела. Казалось, что она больше не шестнадцатилетняя наивная девчушка. Ум преобразил