Ангел Безпечальный. Игорь Изборцев
раздор, и вдруг все разом утихало. Борис Глебович подметил это давно, но лишь теперь, пытаясь связать с давешним событием, вдруг подумал, что причина в каких-то необыкновенных способностях Убоги. Прежде считал: стыдимся, мол, ведь он, как дитя, потому и ссоры прекращаем. Нет, ничего мы не стыдимся! Мы злые, самолюбивые эгоисты. А вот Наум, он другой. По крайней мере, в неискренности его обвинить невозможно…
Бабка Агафья накладывала сенатовцам в тарелки кашу: все из того же риса, но на местном молочке. Старушка сама напросилась помощницей на кухню и работала здесь с большим удовольствием. В основном, накрывала на столы, убирала и мыла посуду, но иногда ей доверяли постоять у плиты, и она стряпала что-то домашнее и ностальгически-родное – те же рисовые ежики, но вкуса необыкновенного. Потом она выспрашивала у всех, каково ее блюдо, и на каждую похвалу рдела щеками, как девица.
– Поешь, болезный, – она склонилась над Наумом, пытаясь наполнить его тарелку, но тот отрицательно покачал головой, и указал на Савелия Софроньевича:
– Ему!
– Надоть кушать, сынок, захвораешь, – упрашивала бабка Агафья, – кашка на молочке парном.
Наум ласково улыбнулся и, закрыв тарелку ладонями, повторил:
– Нет, ему!
– Как знаешь, – бабка Агафья вздохнула и вывалила в миску Савелия Софроньевича двойную порцию (ему из-за его габаритов вместо обычной тарелки подавали большую металлическую миску).
Действительно, и как это Наум на одном хлебе да чае? И бодрости духа не теряет? Борис Глебович приметил, что иную, кроме хлеба и чая, пищу Наум употреблял только по субботам и воскресеньям. Это считали его причудой – мало ли их у блаженного Убоги? Вот, например, перед и после еды молитвы шепчет, крест на себя кладет, да и вообще: крестит все постоянно на все стороны. Иногда в дальний угол глаза устремит, нахмурится и ну туда кресты класть. Потом радостно вздохнет, улыбнется и более в ту сторону не смотрит. Что ему там виделось? И эта его ночная молитва, и свечение над головой? Да уж, воистину: чудны дела Твои, Господи!
Тут бабку Агафью придержала Аделаида Тихомировна.
– Извините, Агафья Петровна, – сказала она вежливо, но твердо, – вам следует поступать более справедливо.
– Это как? – не поняла та.
– Это так, что порции следует давать всем одинаковые. Вот вы, извините, Савелию Софроньевичу с горкой положили, а Анисиму Ивановичу едва половину тарелки. Он что же, по-вашему, не мужчина?
– Да мужик он, нешто я не знаю? – бабка Агафья бестолково захлопала глазами. – Только Софроныч подороднее будет, ему потому более и накладаем. Нешто первый раз так? Завсегда так накладаем.
– Вот и не справедливо поступаете, – поджала губы Аделаида Тихомировна, – я вас очень попрошу впредь быть внимательнее.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».