Кабаре-Гиньоль. Русские сезоны. Петр Альшевский

      Задирающий нос

      Михаил Лермонтов

      Ради смеха

      И отдыха по ходу процесса написания

      Представляющейся ему

      Гениальной поэмы «Мцыри»

      Просматривал присланную ему пачку листков

      С корявыми стишками

      Крестьянской сочинительницы Марфы Спудкиной.

      Лермонтов не смеялся.

      В укрепляющемся ошеломлении

      Подчитывал совпадения

      Рифм.

      Восемь, девятнадцать,

      У меня она не умыкнула,

      «Мцыри» никто не видел,

      Двадцать два, тридцать шесть,

      Своим высоким призванием

      Я гордился.

      Презренно оно, в новых обстоятельствах

      Смею уверенно полагать.

      В деревне Заступино

      Легендарного

      Тимофея Порткова знали все.

      А в Санкт-Петербурге,

      Увлеченном приближающейся свадьбой

      Княжны Гагариной,

      Лишь перебравшийся из Заступино

      Демидка «Прыщ»

      О Тимофее Порткове слышал.

      Портков?

      Знаю. Прикончил ли он тещу

      Швырянием замороженных пельменей?

      Загубил ли брата

      Жены подкидыванием тому в лодку змеи?

      Бог весть, господа, Бог весть.

      У выступающего перед монахами

      Николо-Корельского монастыря

      Работника тайной канцелярии Ляшина

      Случился приступ грудной

      Болезни.

      Крамоле не поддаваться!

      От прописанной в вашей Библии

      Верности светским властям не отступать!

      Лебеди вы черные,

      Накрыло меня. Сжало!

      Монахов его поучения раздражали,

      И согрешили они,

      Поглумились над важным болезным чиновником.

      Что сжало-то, господин?

      Не рука ли Сатаны срамной отросток

      Тебе сжимает?

      Мы-то сами себя обслуживаем, а тебе,

      Большому человеку,

      Помощь в извержении семени!

      Никчемный