Побег от Гудини. Охота на дьявола. Керри Манискалко
1889 года
Лиза скрестила руки на груди, тщательно контролируя выражение лица. Если бы они с дядей играли в шахматы, это говорило бы о ее решимости выиграть. Хотя одного взгляда на дядю хватило, чтобы понять: он настроен так же. Упрямство у Уодсвортов в крови. Это противостояние могло продолжаться часами.
– Я не могу отказаться выступать сегодня, – сказала она. – Мы репетировали целую неделю. Будет невежливо просто взять свое слово обратно.
– Твое слово? – Дядя глубоко вдохнул, чтобы не взорваться, как петарда. – Если под своим «словом» ты подразумеваешь, что согласилась помогать молодому человеку, с которым сбежала, возможно погубив наше доброе имя и практически разбив сердце своей матери, то извини меня, если я не вижу в этом чести. Или ты отправишь этому Гудини записку, или я запру тебя в каюте до самого Нью-Йорка. Нам придется сразу же ехать обратно, чтобы я препроводил тебя в Лондон. Не ухудшай свое положение, не зли меня еще больше.
Лиза умоляюще посмотрела на меня, но я мало чем могла помочь.
Она похлопала ресницами, и я смягчилась. Я повернулась к дяде, надеясь найти хоть один разумный аргумент.
– Сэр, можно я скажу?
Дядя поднял брови.
– Одри Роуз, я предупредил, чтобы ты не испытывала мое терпение, иначе разделишь участь своей кузины и будешь заперта в своей каюте.
Я выдохнула, чувствуя себя канатоходцем. Дядя был в таком дурном настроении, что один неверный шаг – и прощай свобода, за которую я столько боролась.
– Понимаю, сэр. Я… Я хотела сказать… артисты носят маски.
– Очень тонкое наблюдение.
Я стиснула зубы. Огрызаться бесполезно, хотя мне очень хотелось.
– Суть вот в чем: если вы любезно разрешите Лизе выступить сегодня вечером, никто ничего не узнает. Ее личность останется в тайне, а наше имя в безопасности.
Дядя открыл было рот, чтобы возразить, но я перебила его, разыграв, как надеялась, козырную карту.
– Потом она пообещает больше никогда не выходить на сцену. Правда, Лиза?
Она недоверчиво взглянула на меня, словно я предала ее сразу после спасения. Я смотрела ей в глаза, пока она наконец не вздохнула.
– Я обещаю, дядя. После этого вечера я больше не буду участвовать в представлениях. Я только закончу то, что должна.
Дядя мерил шагами маленькую каюту, время от времени останавливаясь, чтобы глянуть в иллюминатор.
– Надо ли напоминать вам обеим, что во время этого плавания уже убиты две девушки? – Мы с Лизой переглянулись. – А вы хотите, чтобы я потакал безрассудному поведению. Вы считаете, это мудро?
Он снова повернулся к нам, сцепив руки за спиной.
– После сегодняшнего представления ты будешь подчиняться абсолютно всем правилам, которые я установлю, пока мы не вернемся в Лондон. Ты поняла?
Лиза медленно кивнула, не отрывая взгляда от своих усыпанных драгоценными камнями туфелек.
– Да, сэр.
– Позволь мне выразиться предельно ясно, – продолжал дядя. – Если ты хотя бы подумаешь