Пекло 3. Александр Верт
фразе. Совершенна. Префект. Майкана.
– Су-у-у-ука, – прошипела она вслух и вскочила, прошла по коридорам к другой части своих личных покоев и влетела в собственный гарем, чтобы схватить ближнего к себе мужчину. Она только за предплечье его поймала, а он сразу перед ней на колени упал.
– Чем я могу служить вам, госпожа? – спрашивал он, заглядывая ей в глаза так преданно и так восторженно, что ее от этого тошнило.
– Счастливый идиот. Урод тупой, – сказала Зена, положив руку ему на голову и сжав ее так, что череп несчастного треснул, выпуская серо-кровавую массу.
Больше всего на свете Зена хотела бы видеть на его месте другого, и в то же время она обещала себе, что будет убивать его медленно. Капля по капле. Ради него она изучила тысячи пыток в истории человечества, только все равно еще не решила, что будет делать. Вырвет ему ногти? Будет капать водой на темя, пока его череп не превратится в чашу с болотной жижей? Ей хотелось сделать с ним все. Четвертовать. Колесовать. Содрать с него кожу. Насадить на кол. Бить током, чтобы он не умирал, а превращался в струп сантиметр за сантиметром от кончиков пальцев до самого лицемерного сердца.
– Я хотел бы извиниться и не только пообещать вам быть с вашей дочерью, а попросить благословение на наш союз, на рождение детей…
Этот лицемер посмел сказать подобное ее отцу.
– А что ты хотела? – когда-то совсем другой лжец говорил ей, смеясь. – Ты хотела тело? Вот и хватит с тебя этой резиновой дряни, наслаждайся моей любовью молча, сука!
Тот хотя бы не клялся в любви и то захлебнулся своими кишками, а этот… Для Дориана у Зены определения не было.
– Ненавижу, – шептала она, сминая то, что осталось от человеческой головы, пронзая пальцем глазницу и поднимая тело, чтобы переломить его о металлическую стену, как пластиковую куклу.
Даже после этого ее подданные не разбегались, стояли перед ней на коленях и смотрели на нее своими тупыми бараньими глазками. Она сама их такими сделала, сама же за это ненавидела и злилась еще сильнее.
«Дориан был не таким».
«Зато он же тебя и предал», – спорила она сама с собой, хватая другого первого попавшегося за майку, и тащила в другой зал на кровать.
Он был слишком худым, если сравнивать с Дорианом. Глаза у него были темные, волосы курчавые. Люди считали бы его симпатичным, но для нее он был уродом – хххх уж слишком он не походил на Дориана, еще и покорно на все соглашался: и руку целовать, и пальцы облизывать. Даже член у него поднялся, стоило швырнуть его на кровать. Вот он – на все готовый ради нее индивид, и за это хочется его разве что убивать.
– Хочешь моей любви? – спросила Зена.
– Больше жизни, – отвечал он и без страха, но с благоговением смотрел ей в глаза.
– Ну, больше так больше, – бормотала Зена в ответ, хватала его за член, сминая его горячей рукой, и запихивала ему в зад сразу три облизанных пальца, мечтая услышать крик боли, а потом наслаждаясь им вместе с шипением крови на раскаленных