Синдикат. Дина Рубина
оглянулась. Да, это был высший класс воссоздания стиля эпохи, ее персонажей.
Собственно, ресторанов и клубов, имитирующих обстановку и мебель девятнадцатого столетия, было по Москве немало, и клуб «Лицей» отличался от прочих только тем, что в подлинных шкафах, совсем еще недавно бывших музейными экспонатами, стояли подлинные книги, принадлежавшие если не самому Александру Сергеевичу, то друзьям его и знакомым, а на стенах висели подлинники акварелей Карла Брюллова, рисунки Ореста Кипренского, масло Федора Бруни. Впоследствии я поняла, что сидели мы с Ной Рувимычем в комнате, называвшейся «библиотекой», где у окна стояла на штативе настоящая подзорная труба того времени, а посреди зала плыл огромный глобус 1829 года, обернутый к нам в то время уже открытой и обжитой, но никогда не виданной Пушкиным Америкой…
– …А у нас в Иерусалиме, – сказала я, обреченно придвигая поближе тарелку с гречкой, – на античной улице Кардо есть ресторан римской кухни. Там прямо на входе посетителям выдают лавровые венки и тоги, вы ложитесь на скамьи и пируете, лежа на боку, как древние римляне… Здесь как-то недодумано на сей счет. Ной Рувимыч усмехнулся:
– В том смысле, что неплохо на входе выдавать гостям цилиндры, трости и прочие аксессуары эпохи? Помилуйте, здесь не балаган, сюда ведь серьезные люди приходят… великие сделки заключаются, старые империи рушатся, новые создаются…
(В ту минуту я была уверена, что он шутит)
– А Сам? Он кто – владелец заведения? – спросила я. – Как он гримируется? Под свой канонический облик? – и кивнула на противоположную стену, где в тяжелой тусклопозолоченной, «правильной» – ай молодцы, дизайнеры! – раме висел знаменитый А.С. Пушкин работы Кипренского: «Себя как в зеркале я вижу…»… – Кстати, замечательная копия…
– Это не копия, – мягко проговорил он… Я рассмеялась.
– Ну, уж позвольте, Ной Рувимыч… Акварели, возможно, – да, и Бруни – чем черт не шутит… но подлинник Кипренского должен благополучно висеть в Третьяковке…
– Должен, должен… – покивал Клещатик добродушно… – Но я ведь чаще хожу обедать в «Лицей», чем в Третьяковку, при всем моем уважении к музеям… так что мне сподручней, чтобы он здесь висел… Вы только не расстраивайтесь, не огорчайтесь, а то вся ваша диета пойдет насмарку… Кстати, как наша гречка?
– Превосходна, – пробормотала я…
– Ну вот и славно… Повару дадим премию… – он взглянул на часы. – Однако к делу… Я счастлив видеть вас на этом, весьма важном месте. Скажу откровенно: просветительская работа Синдиката во всем, что касается наших традиций и религии, конечно, очень важна – этим, если не ошибаюсь, занимается Изя Коваль, мой давний приятель. Я готов и в этом направлении пожертвовать Синдикату толику своих бесчисленных идей… Например, меня страшно интригует такая темная и трагическая страница нашей истории, как потерянные колена израилевы… Что вы, кстати, думаете о них?
– Признаться, я как-то… Да что о них думать-то? Ведь их давно уже нет…
Он