Посох вечного странника. Михаил Константинович Попов
машет рукой.
– Ступай, Шауль!
Хозяин раздражён. Он хватает кувшин, плещет через край вина, запрокидывает голову. Пьёт жадно, давясь и захлебываясь, аж по бороде течёт, словно в глотке его разверзлась геенна огненная.
– Ху! – наконец отрывается Хаим и ставит кубок на ковёр. Пламя, кажется, погашено. Наваждение медленно исчезает, и через минуту-другую уже как ни в чем не бывало Хаим снова принимается славить своих блох и вошек.
– Ты не смейся, Иосиф. Она мала, но она… владыка. И здесь, и в Риме владыка. – Это слово явно нравится Хаиму. – И патриции, и плебс – все под ней…
Варавва усмехается.
– Не веришь! – Хаим пускается в рассуждения. – Вот в Риме термы – бани такие. У нас тоже теперь строят. Маслятся там, умащаются, скребут – всю грязь сдирают. Едва не вместе с кожей. Парят в горячей воде. Думают – всё. А вошь-то она – не дура, она в терму не ползёт. Она переждёт снаружи, а потом чистенького-то – цап! Ха-ха-ха! Вот он и ёжится, вот он и чешется, голубчик… Худо ему… Но это полбеды. Жена его мается. Ни покою ему не даёт, ничего другого. Ха-ха! А это уже беда. Что делать? Хмурится он, ругается. Наконец, даёт жене кошель, и она бежит – куда? – да в лавку к купцу, который торгует шёлковыми туниками. То есть ко мне. А почему? Потому что шёлка вошка боится. Не смелится на него льнуть.
Хаим совсем расслабляется. Взор его снова замасливается, устремляется куда-то вдаль.
– Шё-ёлк… Шёлк – господин прилавка. Мой покойный отец в Коканд за ним ходил. В Поднебесной не был, а в Коканд, Самарканд ходил. Согдийский шёлк – всем шелкам шёлк. Оттуда и привозил.
Хаим снова разливает вино и всхохатывает:
– Вошка! Вот я и говорю, что она – царица. Давай выпьем, Иосиф, за её здоровье! Прости, Сущий, раба твоего грешного. И за ту, что на нас, и за ту, что на дубах!
Утром Варавва встаёт с тяжёлой головой. День пасмурный, всё небо в серой пелене. Под стать ему и вести. Первая достигает ушей Вараввы за завтраком. Оказывается, Юдифь готовят к свадьбе. Другую он слышит от крестьян возле ручья: дозор карательной манипулы ищет владельца какого-то ножа.
К обеду Варавва приходит с пустой склянкой. Хаим понимающе хмурится – ему тоже нынче не по себе. Не надо, ох не надо было накануне так много пить. Тем более сейчас, когда близится свадьба, а главное – получен большой заказ на крашеный шёлк.
С обедом Хаим торопит. «Работать, работать!» – подгоняет он, норовя всем дать дело. Даже маленький Давид не остается без поручения: отец посылает его на берег ручья собирать красные камни.
Вечером Варавва снова возвращается с пустым кувшинцем. Как и до обеда, он опять пролежал под деревом. Хаим недовольно поводит большим носом и молча навешивает склянку на крючок.
К обеду следующего дня история повторяется. Хаим встречает работника сухо и холодно, а когда берет в руки кувшинец, не выдерживает:
– Я понимаю, когда мало… Но когда совсем!..
После обеда в дубовую рощу вызывается работать Юдифь. У отца большой заказ, нужна алая краска, а основа на исходе. Разве