Словоточие. Аль Квотион

      Он пишет о разбавленном вине,

      Разлитом в человеческие души,

      О том, что неоправданно трудней

      Дышать, когда внутри лишь стаж да стужа.

      О том, что и ему бывает жаль,

      Когда увозят сердце в неотложке.

      Про улицы и сморщенный асфальт,

      Где спотыкаются об лужи даже кошки.

      О счастье всем. Но и о боли всей.

      О пьяных драках и о верной дружбе.

      О людях пишет. Любит он людей,

      Даже тогда, когда любить не нужно.

      Он пишет, поднимает мутный ил

      Со дна стихов. Он весь уже списался.

      О женщине, которую любил,

      О женщинах, в которых ошибался.

      Он пишет, не разгаданный никем,

      Он с каждым словом – на ступеньку выше.

      Он пишет о себе, о старике,

      Но из груди его поет мальчишка.

      Вот потому под каждою строкой

      Ворчливо размышляющей о вечном —

      Веселый свист, веселый и живой,

      И ранняя простая человечность.

      А время за окном бежит, кружит,

      Целует в лоб и волосы колышет.

      Проходит день. Проходит свет и жизнь.

      А он все пишет, пишет, пишет, пишет…

      Я спросил у нее: Где граница зимы? Расскажи мне,

      Расскажи, покажи тот момент, где рождается снег.

      Где метель обнажает родную страну до чужбины,

      Где течет горький иней из чьих-то сиреневых век.

      Посмотрела печально и мимо, укутала плечи:

      Там, где птицы молчат. Там, где больше не слышен их крик,

      Где назначена многим из нас нелюбовь и невстреча,

      Где баюкает мертвое сердце угрюмый старик.

      Где стеклянное небо скрипит и вот-вот разобьется,

      Где бездомные, Богом забытые, гибнут на вес,

      Десять там, двадцать здесь… А за ними бредут стихотворцы,

      Собирая еду для голодных поэмок и пьес.

      Там, где руки, холодные руки блуждают по коже,

      А она их не греет, она замерзает от ласк.

      Где горящая спичка всех слов твоих станет дороже,

      Там, где мало, так мало тепла остается от нас.

      Там, где все что-то ждут, и ютятся в простылой юдоли,

      Где на сотни замков запирается каждая дверь,

      Там, где птицы молчат, там, где птицы, ты слышишь, умолкли,

      Там, где птицы молчат, там и ты остаешься теперь.

      Ты помнишь пушистое белое время,

      Твой певческий мир был пока что не создан,

      Ты ранней душою тянулся за всеми,

      Ты помнишь, как мама баюкала звезды?

      Потом оклемался, споткнулся, разжился,

      Грустил виртуозно, до хрипа под сердцем,

      Пил жадно интриги и ложь закулисья

      Огромного мира в малюсеньком тельце.

      Ты женщине клялся,