Разбойничья Слуда. Книга 4. Рассвет. Николай Омелин
ладно, – вздохнул Конюхов.
Заметив вдалеке ватагу ребят, Толька негромко произнес:
– Я, может, пойду снег чистить. Ждут уж меня. А я еще не у шубы рукав.
Конюхов махнул рукой, но тут же его и остановил:
– Постой-ка минуту, не у шубы рукав, – он шагнул к Тольке поближе. – Оманов сказывал, что вы нож в лесу нашли.
– Ну, да. По тропе с братом ходили, – мальчишка ненадолго задумался. – Витька упал, а он, то есть нож, под снегом лежал. Витька и порезался тогда об него.
– Нашли-то где?
– Так, у Коромысла. Ну, что на Бакинской дороге. Там берлога вековая. Вот возле нее и нашли. А потом дядька Гаврила нас увидел, и нож себе взял.
Мальчишка замолчал и взглянул на Григория.
– А кроме ножа еще что-то может там видели? Дров охапку, например, или еще что? – не унимался Конюхов.
– Так ничего, – захлопал глазами Толька и для пущей убедительности добавил:
– Ей Богу ничего! Да мы и ушли сразу.
– Ты еще покрестись, – усмехнулся Григорий.
– Могу и покреститься. Я же крещеный. Хотя…
– Что? Ну, говори.
– Были там дрова. Но старые и тяжелые. Видно долго лежали и намокли. Я тем поленом тетеру в берлоге и зашиб. Она у нас вместе с воротиной35 убежала…
– И много дров? – остановил разговорчивого мальчишку Конюхов.
Толька закатил глаза, пытаясь вспомнить события двухнедельной давности.
– А мы не считали. Кто дрова в лесу считает? – чуть помедлив с ответом, усмехнулся он. – Ну, охапки три будет. Может, и боле36 будет. А что?
Конюхов посмотрел на пацана и покачал головой.
– Да, ничего. Ладно, иди.
Когда Толька скрылся за дверью кузницы, Григорий с досады плюнул и, взяв Зорьку под уздцы, медленно пошел к дому Омановых.
Он в тайне наделся, что сказанное мальчишкой не окажется правдой. Однако надежды его не оправдались. Войдя в дом, постучал по косяку. В ответ, откуда из глубины комнаты донесся глухой мальчишеский голос:
– Я сейчас. Если к отцу, то его нет. На войну забрали. А мать на растирание к Агафье ушла.
Затем послышались приглушенные шаркающие шаги, и из-за печи вышел светловолосый подросток. Он хотел что-то сказать, но завидев милиционера, остановился, едва открыв рот.
– Василий?
Конюхов спросил так, для проформы, потому, как и без того было понятно, что перед ним сын Гаврилы. Все те же слегка выпученные глаза на бледном широком лице и прямые соломенные волосы, спадающие почти на самые плечи. Не добавляли мальчишке красоты и уши. Большие, оттопыренные, напоминающие ядреные речные лопухи, они нелепо торчали в разные стороны.
– Я.
– Говоришь, отца на войну забрали?
– С неделю как.
– С неделю, – повторил Григорий.
Он все еще не мог прийти в себя. Мысль о том, что золото снова подразнило и исчезло, не отпускала, не давала сосредоточиться.
– Ты, значит, за старшего теперь, – снова произнес он совсем не то, что его интересовало.
– Выходит
Перекладина, к которой привязывается петля для ловли птиц (местное)
Больше (местное)