Полночь в Часовом тупике. Клод Изнер
мало, он древний, как Старый жид.
– Пардон? – удивленно переспросил Жозеф.
– Да замолкни уже, Катрин! Она имела в виду Вечного жида, Агасфера, мсье. Намекает на Илера Люнеля, приказчика.
– Эге-ге, мсье, если отправитесь в «Небытие» сегодня, передайте Рене Кадейлану, что я его люблю!
– Катрин, ну хватит!
– Вы его легко узнаете, это гигант с ярко-рыжими волосами, – уточнила брюнетка.
Жозеф совсем засмущался от такого внимания со стороны обеих девушек и решил тихо ретироваться, незаметно выскользнув в дверь.
– Как, вы уже нас покидаете? – воскликнула хозяйка.
В ответ прозвучало что-то неразборчивое, среднее между «достань» и «до здания». Махнув рукой на прощание, Жозеф удалился.
– Вот тебе и здрасте, жаль, что мы не удержали такого голубчика-то! – огорчилась Пелажи Фулон.
На бульваре Жозеф пробежал глазами текст лже-извещения. Он испытывал все большее возбуждение. А у уличного художника-то, оказывается, неплохой нюх – возможно, существует связь между смертью Робера Доманси и рекламой этого кабаре.
«Конец света 13 числа. Думаю, эта комета совершенно безобидна. Они пытаются водить нас за нос. Надо навести кое-какие справки, это срочно. Но где? В магазине? Нет, там Кэндзи будет за мной шпионить. А, у мамы! Она будет счастлива, что я буду под боком».
Он сложил вредную бумажку и засунул ее себе в бумажник.
Обед на улице Сены завершался в относительном спокойствии. Дети устали за день, Айрис обдумывала сюжет сказки «Злоключения Мочалки», про пастушью собаку, которая никак не могла сосчитать своих баранов. Эфросинья сокрушалась, что никто не хвалит ее пирог с тыквой.
– Мам, ничего, если я переночую на улице Висконти? Мне нужно кое-что поискать в библиотеке.
– Правда, мальчик мой? Пойдем домой вместе? Буду на седьмом небе от счастья. Ой, а как же Айрис?
– Никаких проблем. Я уложу детей и буду писать сказку.
– Ну, у вас у обоих это писание в крови, и у вас, и у Жозефа. Господи, словно и так книг мало, те, что есть, никак продать не можем!
Как только они пришли на улицу Висконти, Жозеф стянул кухонную лампу и отправился в свою вотчину, где и набросился на старые гравюры, газеты и журналы, заботливо расставленные по годам.
– Ну по правде, детка моя, что ты там выискиваешь, а?
– Объяснения по поводу смерти.
– Веселенькое занятие! Ты долго будешь этим заниматься? Если долго, я посижу с тобой и прилажу пуговицы на платье, которое мне дала мадам Херсон.
Спустя час Эфросинья ошеломленно рассматривала Жозефово логово, где она, не щадя сил, наводила порядок и расставляла по полкам реликвии, которые со страстью коллекционировал отец Жозефа.
– Как подумаю, что я пополам рвалась, чтобы музей твоего бедного отца привести в порядок, а ты! А ты!
Откинув волосы со лба, Жозеф потряс в воздухе брошюрой.
– Эврика! Это легенда о Сатурне! Кое-что проясняется!
– Что же ты тут выясняешь? Сатурн? Это планета такая,