Мир полон позитивных намерений. Сборник рассказов. Альбина Сберегаева
дамы. Давай, иди, мужчина, весело маршируй с огромным пузом опыта. Шаг. Шаг. Бодрее. Она уже раскинула крылья рук, развела на север и восток свои белые ноги. Ты попадёшь прямо в её сладкую черноту. Если …. дойдёшь.
У Федора Кузьмича щелкнуло колено, он ойкнул и захромал. Потянуло в пояснице. Он сгорбился, сжался, потух и пошёл медленно, волоча ногу, раненый возрастом. Закружилось солнце, зашаталась колокольня.
– Милима, Настенька, – простонал он, обнимая тонкий ствол молодого дерева и слеповато оглядываясь по сторонам. Никого. Совсем никого.
На храме загудел главный колокол: «По-чем трес-ка? По-чем трес-ка?». Ему сердито ответили средние колокола: «Три копейки с половиной, три копейки с половиной!». Маленькие зазвонные весело вступили в разговор: «Врешь, врешь, полторы, врешь, врешь, полторы».
Федор Кузьмич потряс головой. Наваждение спало. Звон летел над площадью, очищая от скверны вечным напевом: ««Любишь Бога? К нам, к нам. Любишь Бога? В храм, в храм».
6
– Слава России, – кричал со сцены Сологуб.
– Государю императору Слава, – дружно ответили люди в зале.
– А на этом лекцию на тему «Искусство как выразитель миропонимания» объявляю закрытой.
Слушатели долго хлопали, что-то хвалебное кричали со своих мест. Долго не расходились, стояли группами, обсуждали. К великому Сологубу гимназистки подходили робкими стайками, просили автограф в альбом. Он спрашивал имя, смотрел в лицо, а потом медленно писал, выводя старательно каждую букву. «Наталье, или Светлане, или Ольге от Федора Сологуба на добрую память». Организатор отсчитал триста рублей и умолял ещё приезжать с лекциями.
Когда, наконец, все разошлись, Федор с чемоданом вышел на улицу.
Его окликнула Анастасия.
– Можно я вас провожу на вокзал?
В повозке они молчали. Он даже сквозь толстую ткань пальто чувствовал прикосновение его плеча с её плечом. Потом, некстати, вспомнил жену. Во рту стало кисло, и он отодвинулся.
***
На перроне было уже темно.
– А я стихи порвала и сожгла. И у меня вот что.
Настя подняла вверх обожжённый палец в зеленке.
Федор на него нежно подул.
– Я даже согласна, чтобы вы меня выпороли, и я никогда не писала стихов.
Он взял её маленькую руку, раскрыл и поцеловал в мягкую ладошку.
Она задохнулась, захлебнулась от счастья и жарко зашептала.
– Я готова с вами поехать и помогать во всем.
Девушка обхватила его шею руками и прижалась губами к губам, как это делают только в детстве.
Сологубу стало стыдно от своих желаний, мыслей, поступков.
– Я очень старый для тебя, птичка. Прощай.
Он поцеловал её в лоб, поднял с земли чемодан, поднялся в вагон и закрыл дверь. Даже не оглянулся.
7.
Стук колёс успокаивал нервы. Он заказал чай и свежую прессу.
Наводя порядок в сумке, наткнулся на конверт с письмом жены, погладил рукой шершавую бумагу.