Мне холодно. Карина Финкель
к алкоголю медленнее, чем следовало. Сначала было слишком горько, потом – слишком сладко. Обычно она не пила алкоголь, чтобы беречь кожу. Но сейчас было все равно.
«Туц-туц» снова завладел ее телом. После шотов она влилась в ритм еще органичнее. Минут пять она танцевала одна, потом к ней присоединился мужчина. Немного старше нее, в брюках и белой рубашке – возможно, командировочный, из того же отеля. Мужчина ей понравился. Уверен в себе. Не напрягается рядом с ней и не напрягает ее – а это иногда случается рядом с незнакомым человеком. Знает, что делать. Какая-никакая искра проскочила.
Они провели вместе несколько песен, довольно долгих, как и все эти «туц-туц». Такая музыка может длиться вечно. В ней нет структуры, которая обязывала бы ее заканчиваться. Она просто существует сама по себе, никуда не двигается, не развивается и от того не заканчивается. И не затрагивает ни сердца, ни разума.
Он что-то спрашивал у нее, она отвечала. Кира почувствовала запах его пота. Ей понравилось. Она знала, что совсем безразлична ему, и от этого ей было легко с ним.
В номер Киры они добрались с бутылкой вина, но открыть ее не успели. Он пошел в душ, она пошла за ним. Они занялись сексом прямо в душе – она опиралась на стеклянную перегородку, он был сзади. Стекло запотело, и на нем снова проявился нарисованный домик. Он напоминал о чем-то. Где-то в подсознании Киры заворочался какой-то бесформенный ком, но в нормальную понятную мысль так и не собрался, и она отпустила его.
После секса они пошли в постель и повалялись там. Говорить было особенно не о чем. Искра была, но связи между ними не возникло. Кире показалось, что он пришел в клуб по той же причине – чтобы утолить какую-то боль. И то, что они сделали, не уменьшило проблем, а только позволило какое-то время их не замечать – как алкоголь или наркотики. Теперь боль возвращалась снова, затекала обратно в их тела тонкими струйками. Какое-то время они молча полежали вместе. Потом он собрался, поцеловал ее и ушел. На прощание он кинул на нее долгий взгляд, но ничего не сказал.
Еще немного понежившись в постели, Кира вернулась мыслями к нарисованному домику. Что-то связанное с ним продолжало сверлить ее подсознание. Она встала с постели и добралась до еще мокрого душа. Стекло уже не было запотевшим, и домик еле виднелся. Но он там был. Уютный маленький домик посреди нигде, который рисуют все дети на свете. Который слету нарисует и любой взрослый. Домик, который есть внутри каждого человека.
Кира подумала о муже. Она тосковала по нему. По его улыбке. По его сильным рукам и широкой спине. По тому, что она ощущала в его объятиях. С другими было не так. Ей хотелось к нему. Но на пути у этого порыва вставало все, что он ей наговорил. Сознание пыталось найти лазейку. Может, она все-таки что-то не так поняла? Может, он имел в виду что-то другое? Может…
Интересно, что он сейчас делает? Ест жареную картошку или жирные пирожки, сидя у Картофельной женщины на кухне? Она опять представила, как он занимается с ней сексом. Так же, как и Киру, целует ее в шею. Так