Крыса солнце жрёт. Книга 1. Андрей Довгань
Сабля готова? – Казимир подошел к Мейнхарду, взял оружие, опробовал. От легкого прикосновения кровь выступила на его пальце, и он удовлетворенно хмыкнул. – Молодец. Я не ожидал. Засунь саблю в ножны, камень обратно в ташку, возьми мой плащ, он бордовый и мою магерку, видишь, она на столе?
– Да, вижу.
– Вот и бери это все, да пойдем. Пора мне отдохнуть. Со всеми имею честь попрощаться.
– И вам прекрасного отдыха, майор, – улыбнулся Витос, пересчитывая свой выигрыш в третий раз, так как из-за вина все время сбивался со счета.
Казимир всем отвесил легкий кивок, и они с Мейнхардом вышли. На улице было свежо, оба сделали глубокий вдох.
– Ночи в конце весны на Юге хороши, – молвил Казимир, и они зашагали в сторону его квартиры. – Не жарко, и не холодно. Воздух, как водка перед боем, бодрит. Я с северных земель, но такая погода мне нравится больше, чем наша мерзлота. Хотя на севере большинство предпочитают снег и мороз, и плохо переносят жару. В целом, я тоже больше предпочитаю холод, чем южную духоту, но эти места в эту пору меня очаровывают.
Мейнхард молчал. Они зашли в квартиру, темное помещение, средних размеров. Тут не было даже намека на роскошь, только то, что необходимо. Казимир приказал Мейнхарду зажечь пару свечей, положить вещи майора в шкаф, саблю поставить к тумбе у кровати. Сам достал из сундука у окна флягу, сел в кресло и наполнил глиняную кружку прозрачной жидкостью. Отхлебнул и потянулся.
– Водка. Вино – это хорошо, но настоящее пойло для солдата только водка. Люблю перед сном хлебнуть пару кружек. Смотрю, ты не очень разговорчив?
– Я не думаю, что я должен быть болтлив, мастер-офицер.
– Да уж. Верное качество. Спать будешь в горнице, постелешь себе мешок на полу, вон он, скручен. Это мой, походный, на всякий случай. Проснешься с третьими петухами, начистишь до блеска мои сапоги, растопишь немного печь, сообразишь завтрак. Дрова и топор на улице при входе, думаю, ты видел. Продукты также в горнице. Вот тебе мои карманные часы. В шесть часов разбудишь меня, если я не проснусь сам. Все уяснил, а то я не люблю тугодумов, которым приходится повторять дважды.
– Уяснил, – Мейнхарду было, с каждым приказом, все тяжелее держать себя в руках. Пока он точил саблю, его не трогали, и он отошел. Но чувство гнева, природное чувство этого гордого человека, постоянно возвращалось, и, как мощный таран, с каждым новым ударом, заставляло трещать закрытые ворота, за которыми пряталась его ярость, все сильнее. Казимир же был очень внимателен на такие вещи. Он, словно северный медведь, чующий врага за несколько километров, улавливал малейшие всплески ненависти, зарождающиеся в людских душах.
– Ты начинаешь меня раздражать. Ты вечно бесишься. Рано или поздно мне это надоест, и я убью тебя. Но могу сделать и лучше. Сначала я отведу тебя в местную тюрьму, и тутошние заключенные оттрахают тебя хорошенько, потом я прогоню тебя, голого, с оттраханной задницей по городу и повешу тебя на ближайшем суку. Почему? Чтобы перед смертью ты понял, что твоя гордость хороша только в меру и тогда, когда нужно.
– Вы – садист?
– Нет.