Путешествия за грань. Лада Александровна Белановская
всё увидела и, увязая и набирая снег в боты, быстро побежала ко мне по снежной целине.
Тут я увидела, что Гарс, волоча опрокинутые санки, тоже приближается ко мне. Я двинулась навстречу, но сразу заметила, а скорее почувствовала, в нём какую-то перемену. Не добежав до меня, он вдруг остановился, громко и надсадно закашлялся и стал как-то судорожно давиться. Из пасти на снег протянулась мутная слюна.
Подбежав, я подняла и отряхнула сани, подошла к Гарсу и только тогда заметила, что он как-то согнулся, поджал хвост, а его задние лапы и бока мелко дрожат. Он стоял безучастно, отвернув в сторону морду, словно его подменили.
Стараясь отогнать тревогу, я попыталась ласково его уговаривать:
– Гарсинька, миленький, ну что же ты! Давай поедем домой! Ну, пожалуйста!
Гарс продолжал стоять, в ответ слегка подрагивая хвостом, прижатым к задним лапам. Он будто извинялся за свою немощь.
Подоспевшая тётя Нина попробовала его взбодрить:
– А ну, Гарс, давай вперёд! Быстро, собачка! Хватит лениться!
– Давай, давай, Гарсик! – всё ещё не веря плохому, не унималась я и, сидя в санях, отталкивалась ногами, стараясь помочь ему.
Пёс прошёл несколько шагов, остановился и опять так же страшно кашлянул.
Мама высадила меня из саней, сняла упряжь с Гарса и, опустившись в снег перед ним, стала ласково гладить его. Он в ответ как-то неловко уткнулся мордой в её колени и слабо шевельнул хвостом.
Дома, узнав про наши дела и увидев пса, бабушка сразу помрачнела и, не сказав ни слова, только махнула рукой. Она была медиком и всё поняла сразу.
Только тётя Нина была уверена, что всё будет в порядке:
– Просто он устал! Не надо было ходить так далеко. Отлежится и опять будет здоров. Собака – создание выносливое!
Мне так хотелось, чтобы на этот раз она оказалась права.
Дело в том, что с тётей Ниной всегда было трудно спорить, этого никто и не делал, так было всем намного спокойнее. Только с папой у них бывали долгие и какие-то совсем непростые разговоры. Начинались они всегда мирно и шутливо, но потом тётя понемногу начинала горячиться, щёки её пунцовели, а голос звенел и срывался.
Гарс теперь лежал в своём углу, он не вставал и не ел. Пить его уговаривала нянь-Маруся, поднося миску к морде.
Примерно дня через два-три он действительно отлежался и стал понемногу вставать и есть. Он подходил ко мне, нетвёрдо ступая, старался лизнуть, смотрел на меня, но его глаза не были прозрачно-медовыми, как прежде, их заволакивала мутная влага, она стекала, пачкая шелковистую шерсть морды.
Он редко теперь выходил из дома, его ноги, совсем недавно такие крепкие, теперь как-то по-стариковски подогнулись, острые бугры лопаток стали заметно выпирать.
Граня (моя нянь-Маруся) всеми силами, пыталась «поправить собаку», я-то знала, что папа именно её просил заботиться о Гарсе. Теперь её мучало, что всё случилось так потому