Путешествия за грань. Лада Александровна Белановская
бытия.
И вот, заплатив за эту возможность опытом собственной жизни, я могу теперь по-настоящему понять и соединить в логическую цепь многие события.
Что касается исторического фона, то всё вышло так, как вышло: многие годы нашей жизни были насквозь пропитаны ложью и отгорожены ей как высокой стеной не только от истины, но и от понимания того, что видели наши глаза.
Наша молодая семья, состоящая из папы, мамы и меня, жила попеременно в двух городах: в Астрахани, где было мамино родное гнездо, и в Москве, где работал папа и куда мы с мамой должны были вскоре переехать, чтобы жить там постоянно.
Наш переезд зависел от получения папой «жилплощади», и вопрос этот должен был вот-вот решиться, все нужные бумаги были уже у папы на руках. Слушая разговоры взрослых, я никак не могла взять в толк, зачем нам уезжать от бабушки на какую-то «жилплощадь», когда здесь нам так хорошо всем вместе. Но на всякий случай помалкивала.
Наше переселение откладывалось, но я нисколько не горевала: в бабушкиной просторной квартире жилось куда привольней, чем в съёмных временных московских комнатушках. Здесь вокруг меня были мои родные, друзья во дворе и самый дорогой мой друг нянь-Маруся, она же – Граня, как звали её все взрослые.
Когда мы приезжали, меня подхватывали и крепко прижимали к груди её сильные руки, от этого возникало чувство, что я дома и что роднее этого места нет ничего на свете.
Папа приезжал к нам не часто, его работа требовала долгого пребывания в разных, в основном далёких, краях, где строились заводы, где нужно было устанавливать новые станки и налаживать их работу.
Я всегда слушала папины рассказы, не отрывая восторженного взгляда от его лица. Смысл его слов мне не всегда был полностью понятен, но я по-детски изо всех сил пыталась представить, как живёт мой папа, когда его нет с нами, и мне ужасно нравилось фантазировать и воображать себе папину жизнь в дальних краях, куда он уезжал работать.
В разговорах о папиной работе часто звучало слово «спец». По моему детскому разумению, это означало, что мой папа знал и умел всё на свете. Это было главной моей гордостью, и отчасти я была права в своей наивности. Но! Истинный смысл этого слова, недоступный для ребёнка, стал мне известен многие годы спустя.
В начале двадцатых годов, когда только-только отшумела Гражданская война, и в результате «отсутствия классовой солидарности в среде крестьянства», народное хозяйство лежало в руинах, а страна была на пороге голода и вымирания. Руководители молодого советского государства вынуждены были ввести беспощадные меры трудового принуждения. Если годом раньше все представители интеллигенции, в том числе и технической, были объявлены «социально чуждыми» и подлежащими «концентрированному насилию, вплоть до уничтожения», то теперь эти же теоретики столкнулись с тем, что стране позарез стали нужны специалисты, владеющие техническими знаниями. На руководящих должностях сидели вчерашние командиры красных войск, надёжные в идейном плане, но ничего