Вахта Барса. Петр Альшевский
самочувствием: с потребностью духовно расти. Куда и откуда мы бредем? откуда у меня золотая перхоть и изумрудные сопли? где, черт побери, Осянин? остальные уже приехали. Дзынь.
– Повышение бдительности, – сказал Максим.
– Бамц.
– Запущено взрывное устройство.
Из нас двоих работала ты одна, и нам хватало, в тебе есть все, что мне нужно – как и в миллиардах других. Думай о хорошем. Я наслежу вокруг, натопчу, ты меня впустишь. Нарисовать тебе барашка? Подняв за уши, я поцелую тебя в губы; от огня в твоих глазах оплавятся черные очки, солнца тут нет, и ты сидишь в этих очках без желания утешать, сквозной темой проходит одиночество, мне противно вставать с кресла, чтобы лечь в кровать, я называю это «Сделать Дао». Сама не поймешь – никто не объяснит.
Спущенные брюки.
Штормовое предупреждение. Со дна километровой впадины я достану тебе морскую звезду. Растоплю дыханием замерзший водопад, разложу перед тобой дюжину самолично вырванных змеиных языков, по дороге к тебя я мог умереть. Окоченеть с уставшим петь сердцем. Смерть предателям, больше веры неудачникам, вдоль бровки раздраженно бродит запасной футболист.
Он озабочен. Не склонен упрощать. Вавилон, Божьи Врата, наше значение одинаково ничтожно, законы АУМ непоколебимы, из-за скамейки с тренерами и массажистами выглядывает Барсов: Иван! А, Иван!
Чего?
В следующий раз огребешь! Не сомневайся! Меня и на поле не выпускают и Валентина в запас перевела; не получится с тобой – вспомнит обо мне, позовет послушать шокирующий томский блюз, и мы затеем красочные переодевания, представляясь белорусским шляхтичем и готовой на все гимназисткой, мой болт оживет, ударная волна от сказанных мною слов весьма слаба, зато потрахались. Воздали почести Венере. С введением в нее пластмассового.
Он не мой – муляж. И муляж, и мираж. В венском вальсе, как в медитативном трансе, спасительные абстракции, сверхличные скосы, только успевай выносить трупы, друзья не выдерживают, приглядись ко мне – я держусь.
Часы и сверчок. Тикают и поет. Ты меня выбрала, улыбнулась, привела в исполнение, и я в одиночку сгрыз пакет ванильного печенья, замолчи! идет верблюжонок, наваливается Африка, от старухи чужой к старухе своей, real falling in love? С дивана? я зла на педерастов, сужающих для меня возможность выбора. Их привычки диктуют глядеть на меня словно бы я им сестра, ну да, разумеется, я видела в гробу таких братьев. Принимая шланг за гадюку, собака бросалась и перекусывала – я бы у них не откусила. Эта категория людей не разложила бы меня на столе. Ты отличаешься и теряешь над собой контроль. Если ты заметил, что ты спятил, ты не спятил.
Я спятил.
Заметил… Все-таки заметил. По натуре романтик, неповторимый мученик в обтягивающих лосинах… с обнаженной дряблой грудью – заколдованный ясень, ты притворяешься мужчиной, ты особенный; я особенный, нагрузки на голову непереносимы, дым от сигареты выпускается вверх, вниз, перед собой, вверх, вниз, перед собой, вниз, вверх,