Десять вещей, которые я теперь знаю о любви. Сара Батлер
молчим. Бросаю взгляд в сторону лестницы.
– Он спит, – произносит Си, и я ощущаю знакомую вспышку гнева. Мы стоим слишком близко друг к другу. Коридор довольно просторный, но мне вдруг становится трудно дышать.
– Как прошел полет? – спрашивает Тилли. – Четыре тысячи триста миль, я узнавала. Потрясающе, правда?
Что мне больше всего нравилось в Монголии, так это горизонт – шире, чем где-либо еще; бескрайние земли и бескрайнее небо. Я пытаюсь закрыть дверь. Уже и забыла, что она застряет.
– Надо… – начинает Си.
– Знаю.
Дергаю на себя, толкаю ручку вверх и захлопываю дверь.
Си смотрит на мою сумку – маленький черный рюкзачок – и заглядывает мне за спину.
– Это все твои вещи?
У меня перед глазами всплывает зал аэропорта: флуоресцентный свет, ряды тележек, потертая черная лента выдачи багажа. Я ждала свой рюкзак. Люди хватали чемоданы и спешили прочь. Наконец на вертушке осталось всего четыре вещи: длинный сверток, обернутый газетами и заклеенный скотчем, два футляра и розовый мешок с разлохмаченными завязками. Я стояла, пока на экране не высветился другой номер рейса и город, а вокруг меня собралась новая толпа. На ленту выехала следующая порция багажа. Я подумала было взять одну из сумок и просто уйти. Но не стала.
– Я иду наверх.
Протискиваюсь мимо сестер, прижимаясь к стене, чтобы не задеть их ненароком.
– Алиса, он сейчас спит. – Си берет меня за локоть.
– Давайте я вскипячу воду, попьем чаю… – Тилли теребит ворот футболки.
Избавляюсь от хватки Си:
– Я не разбужу его.
Я уже на четвертой ступеньке. Лестница выкрашена белым. Посередине лежит красная ковровая дорожка, прикрепленная тонкими медными прутьями. Кэл пошутил по этому поводу однажды, когда пришел сюда впервые – на бесконечный воскресный обед. «Каждый раз, когда иду в уборную, я чувствую себя важной персоной», – сказал он, и я рассмеялась, потому что никогда раньше даже не думала об этом. Так хочется, чтобы он стоял сейчас рядом, держал меня за руку. Его номер все еще в моем мобильном. Порой я сижу и смотрю на эти цифры.
– Алиса… – Это голос Тилли. Она морщит лоб, хмурится. – Только… – сжимает руки, – только приготовься, милая.
Спальня отца – в передней части дома, на втором этаже. Из двух окон открывается вид на забор из красного кирпича и внутренний дворик за ним. Открываю дверь так тихо, как только могу, и вхожу в комнату. Плотные зеленые шторы задернуты на день. Возле дивана – круг теплого желтого света от торшера. Не хочу смотреть на постель. Вместо этого изучаю взглядом шкаф: миниатюрные треугольники из светлого дерева, которыми выложены его углы, овальное зеркало, унылые металлические петли. Рассматриваю уродливую потолочную розетку с убогой люстрой: в пыльных патронах шесть электрических свечей.
По словам Си, до моего рождения им с Тилли было можно заходить в спальню к родителям утром в субботу. Сестры втискивались между мамой и папой и требовали