Созвездие разбитых сердец. Ричард Брук
смертного, где кипят страсти и плетутся интриги, достойные Шекспира и Дюма. Не так давно Мария сама пала жертвой закулисных разборок, и теперь бывшая прима молодежной танцевальной труппы, еще утром безработная и нищая, получила сразу две новых роли – уборщицы и официантки. Достойное продолжение карьеры, ничего не скажешь…
Лина оказалась энергичной толстушкой лет тридцати пяти, добродушной и болтливой. Она просияла, узрев новую уборщицу:
– Ох, слава яйцам! Я-то опасалась, что мне опять подсунут какую-нибудь старую пердуниху, с которой ни посплетничать, ни покурить! Сработаемся?
Марию вовсе не порадовал щедрый аванс напарницы – она очень мало и редко курила (ну разве что от сильного стресса), а театральные сплетни ненавидела, особенно после того, как испытала на себе их последствия. Но Лина ей все-таки понравилась, так что она улыбнулась в ответ вполне искренне:
– Сработаемся…
Коллектив небольшого уютного кафе – с несколько двусмысленным названием «Синева» – оказался куда менее приветлив.
Лидия Петровна церемонно представила Марию молодому мужчине в голубом жилете, а его самого отрекомендовала Эдуардом Витольдовичем Вишняускасом. Судя по надписи на бейджике, Вишняускас и был в кафе «главным по тарелочкам» – менеджером-администратором.
Брезгливо глядя на Марию, он сухо уточнил, есть ли у нее опыт работы официанткой, и долго и нудно инструктировал, подчеркнуто называя по фамилии:
– Учтите, Лаааазич, отна шалоба от клиента на фас – штраф, две – штраф и фыыыговор, три – уффольнение. Эттто яаасно?
Выраженный прибалтийский акцент превращал Вишняускаса в персонажа анекдотов про эстонцев, но Марии было не до смеха. Очень уж Эдуард Витольдович походил на ее прежнего босса, Козлевского: то же высокомерие и сомнительный талант с первых минут настраивать против себя любого собеседника.
Посетителей в этот час в кафе не наблюдалось, зато две молоденькие официантки, очень хорошенькие, в коротких форменных черных юбках и белых рубашках с вишневыми галстучками, беззастенчиво разглядывали новенькую, хихикали и перешептывались.
– Этто Фаина, а этто Илона, пудете работать с ними в паааре посменно, Лазич. – менеджер наконец снизошел до представления Марии ее коллег и добавил, скептически скривив губы:
– Ошень надеюсь, что ффы сработаетесь… Наччинаете заффтра с девяти утра, но придете порааааньше, Илона даст фам форму и еще раз ффас проинструктииирует.
Когда Мария оказалась на улице, уже совсем стемнело. Дождь закончился, но над бульваром серебряной сетью повис туман. У театрального подъезда тут и там сбивалась в кучки молодежь, кто-то спрашивал у них лишний билетик на балкон или галерку, подъезжали и отъезжали машины, из которых чинно выбирались зрители первых рядов партера…
У Марии мучительно защемило в груди – «Музеон» отверг ее, и в этом московском театре музыкальной драмы