Тысяча и одна ночь отделения скорой помощи. Батист Болье
направился в отделение скорой помощи и попросил госпитализировать его. Он боялся, что кого-нибудь убьет.
В спортивной сумке обнаружились вилки, ножи, половник – словом, целая коллекция кухонных принадлежностей, при помощи которых можно при желании приготовить клубничную шарлотку или мадленки, а можно кого-нибудь убить.
Анабель – кожа да кости, на макушке прикорнула ворона – тряслась с головы до пят, представляя, чего ей удалось избежать.
Какова мораль сей истории?
Подвозите людей, но при условии, что
• вас в машине полтора десятка;
• у вас с собой мука, яйца, клубника;
• голосующий (или голосующая, что предпочтительнее) – карлик, или безногий, или безрукий, или – что было бы просто особенно удачно – безногий и безрукий карлик (однако если он окажется еще и горбуном, то вы ошиблись: это не человек, пытающийся поймать попутку, а хорошо пропеченная мадленка).
Жар-птица хотела было рассмеяться, но засомневалась. Не дожидаясь, пока она примет решение, я умчался, пообещав ей прийти, как только смогу.
Около 11 часов,
на подходе к отделению скорой помощи
Я шел по коридору подвального этажа, ведущему к отделению. Серая плитка на полу, тусклый свет, заливающий свинцовые стены. Все холодное, блеклое, мертвое, словно длинное безжизненное тело змеи-альбиноса. Впрочем, это ведь подвал больницы, а не Сикстинская капелла.
В конце коридора веяло свежим воздухом. Но прежде чем до него добраться, нужно было миновать четвертую дверь, ТУ САМУЮ.
Белую, прямоугольную, с обычной ручкой. Просто дверь.
Возле нее на скамейке обычно сидели от двух до шести человек. Ждали, зачастую плакали. И почти всегда перешептывались.
Там, у этого места, я всегда опускал голову, сосредоточенно разглядывая квадраты серого кафеля.
На двери висела табличка: “Морг”.
На скамейке сидели родственники.
Перроны вокзалов – грустные места: люди обнимаются, жмут друг другу руки, посылают воздушные поцелуи в вагонное окно.
Бывают места печальнее вокзальных перронов: это, например, коридор подвального этажа нашей больницы.
Я подошел к боксу, яростно растирая руки: утреннее солнце не расщедрилось на тепло, и конечности у меня закоченели. Это серьезная проблема, ведь мне приходится целый день щупать животы пациентов.
Во время работы чем больше я нервничаю, тем больше у меня мерзнут руки. Это средство естественной защиты, предупреждение для пациентов: “Не раздражайте интерна, он сейчас будет пальпировать ваш живот”.
Будьте со мной обходительны… или кое-кому придется несладко, когда мои волшебные пальчики дотронутся до его брюха!
Я был знаком с интернами, которые реагировали на стресс острыми кишечными расстройствами. Гораздо больше шума и проблем, а пользы никакой.
По стене процедурной пробегали синие отблески: подъехала машина “скорой”. Взвизгнули шины. Вокруг пациента началась суета. Раздался шум шагов. Торопливый бег. Нужно спешить, чтобы не нарушить холодовую цепь.
Когда