Римский орел. Орел-завоеватель. Саймон Скэрроу
в сельской местности и с малых лет привычных к такому труду. Вдобавок, как назло, непосредственно рядом с ним рыл яму Пульхр, который при всяком удобном случае принимался его донимать.
– Герой, значит, вот как? – издевательски приговаривал он. – Это кому ж ты подставил очко, чтобы тебя, недоноска, отметили, а?
Катон молчал.
– Эй, я к тебе обращаюсь!
Катон не повел и бровью.
– Ты смотри, какие мы гордые! И говорить-то ни с кем не хотим! – Пульхр рассмеялся и повернулся к соседу. – Похоже, наш сраный герой возомнил себя невесть какой шишкой.
– Тихо там! – крикнул инструктор. – Не сметь болтать!
Пульхр с нарочитым усердием взялся за копку, но, как только инструктор ушел, изловчился и швырнул Катону в лицо полную лопату земли.
– Ну, ты! – Катон выпрямился, сжимая кирку.
– Грозить мне вздумал? Ах ты, ублюдок!
Пульхр угрожающе стиснул лопату, но, почуяв опасность, тут же вонзил ее в грунт.
– Что тут такое? – Над траншеей высился Бестия. – Ах, мы никак отдыхаем? Устроил себе перерыв без приказа: так, что ли, герой?
– Никак нет, командир.
– А почему у тебя вся рожа в земле?
– Командир, я…
– Отвечай на вопрос!
– Я оступился, командир. Оступился и упал… лицом в землю.
– Значит, ты устал, малый? – спросил Бестия с притворным участием.
– Так точно, командир, но я…
– Наверное, тебе навыка не хватает. Надо побольше упражняться. В следующие пять вечеров займешься чисткой выгребных ям.
– Но… командир, после торжественной церемонии я приглашен на ужин к легату.
– Что ж, поработаешь черпаком побыстрей, чтобы поспеть туда вовремя. – Бестия ласково улыбнулся. – И постарайся не замараться, Веспасиан вони не терпит. – Центурион хлопнул юношу по плечу и двинулся дальше.
– А не пошел бы ты в задницу, старый дурак, – шепотом выбранился Катон.
Центурион обернулся:
– Ты что-то сказал? Сказал или нет?
– Сказал, что я очень рад, командир.
– Да ты, сынок, кажется, шутки тут шутишь?
– Никак нет, командир, – отчеканил Катон, вытянувшись по стойке «смирно». – Я действительно очень рад предоставленной мне возможности совершенствоваться, постоянно имея перед глазами образец римского офицера.
Несколько мгновений Бестия буравил юнца суровым взглядом, потом, выразительно сплюнув, ушел. Пульхр давился беззвучным хохотом.
– Я тебе это припомню, – сказал Катон.
– Ох, как мне страшно! Аж мокро в штанишках! – откликнулся Пульхр.
Катон окинул весельчака долгим взглядом. Ужас, в какой его повергал перуджиец, после боя прошел. Осталась лишь злость на его постоянные подковырки, да еще раздражала необходимость постоянно держаться настороже. Сердито вздохнув, он вонзил в землю кирку и закряхтел, с усилием выворачивая