Анна Каренина против живых мертвецов. Александр Косачев
прямо на глазах сугробам, время от времени крича и зовя на помощь. Но ни единого отклика я не услыхал – все было пусто кругом, если не считать гнущихся от ветра деревьев.
Бедняги! Они сами, если бы могли, возопили от страха и беспомощности! Им не было никакого дела до мелкой букашки, ползущей далеко внизу.
В какой-то момент мне стало казаться, что еще немного, и я рухну в обморок, не в силах долее сопротивляться бешеной стихии природы. Только военная сноровка и выдержка помогли мне не падать духом и двигаться вперед. Моя решимость вскоре была вознаграждена тем, что Провидение (или скорее Проклятие?..) вывело меня на опушку, которая, словно тихая гавань посреди бушующего моря, приветливо манила замерзших и голодных путников. В центре опушки находилось странного вида сооружение. То была ветхая избушка, стоящая на двух полутораметровых пнях, могучие корни которых крепко держались за обледеневшую землю. Издали они казались морщинистыми лапами свирепого великана, готового в любой момент подняться и начать сокрушать все вокруг. Сама же изба походила на простой сарай, однако труба, торчащая из ее крыши, говорила о жилом назначении этой постройки.
Охотничий домик, решил я, приближаясь к строению. Удивляло только полное отсутствие какого-бы то ни было крыльца, но это наверняка являлось мерой предосторожности против разного зверья.
Я также был не прочь немного передохнуть пусть и в трухлявом, но все же лучшем, чем снежная нора, убежище. Однако возникла другая проблема: для человека здорового взобраться на высоту полутора с лишним метров не составляет труда, но для раненого, окоченевшего меня, подобное мероприятие оказалось издевательской пыткой.
Я положил руки на узенький, шириною в ладонь, выступ подле двери, подтянулся и закинул правую ногу на этот же выступ, после чего попытался опереться на стопу, но та, в свою очередь, кольнула так, что зубы мои застучали от резкой и пронзительной боли. Пришлось начинать заново. На сей раз я оперся на левую ногу, оставив правую болтаться в воздухе, что хоть и было безболезненно, но причиняло ощутимые неудобства. Схватившись за ручку, я выпрямился, балансируя на затрещавшей от собственной старости и моей тяжести деревянной кромке, и принялся тянуть дубовую дверь на себя. Я не рассчитал силы – та внезапно открылась, сбросив меня с ненадежного выступа. Я рухнул на спину, вторично лязгнув зубами.
Надо мной зловеще гнулись деревья, неслась свирепая метель, пробегали облака, будто стремясь убраться отсюда подобру-поздорову, и как-то уж совершенно издевательски скрипела открытая и качающаяся от ветра дверь; она словно насмехалась над незадачливым гостем. Прошло немало времени, прежде чем мне удалось подняться.
С третьей попытки я, наконец-таки, забрался в несчастную избушку и тут же завалился в угол возле печки, набросив на себя старые тулупы, что лежали рядом. Так я вскоре уснул.
Поистине,