Союз трёх императоров. Сергей Балакин
на первое, котлеты марешаль под соусом бешемель на второе и кизиловое мороженое на десерт. Шеф-повар «Киста» Каприоти был просто кудесником, и каждое созданное им блюдо представляло собой шедевр кулинарного искусства.
Но в полной мере насладиться праздничной трапезой юным офицерам не удалось. За соседним столиком расположилась малоприятная компания – трое криминального вида мужчин, заказавших изрядную дозу элитного алкоголя. Мунивердич интуитивно почувствовал, что такое соседство может испортить вечер, подозвал официанта и попросил предоставить другой столик. Увы, это оказалось невозможным: свободных мест в ресторане не было. Ну что ж, нет так нет… Главное, не обращать на этих типов внимания – они того не заслуживали.
Но по мере опустошения бутылок развязная троица стала вести себя вызывающе. Особенно шумным был дёрганый тип с ярко выраженной семитской внешностью. Он изъяснялся на смеси суржика и уголовной фени с характерным одесско-еврейским акцентом. По его наглому виду и бегающим глазкам, ощупывавшим всех проходивших мимо дам, Казанцев предположил, что он является содержателем публичного дома. Про себя он нарёк его Рабиновичем.
Рядом с «Рабиновичем» сидел некий молчаливый сударь в хорошем костюме, но с совершенно незапоминающейся внешностью. Такому хорошо быть тайным агентом – невзрачен, незаметен… Во всех смыслах – тёмная личность.
Спиной к друзьям сидел бритый наголо мордоворот, похожий на портового амбала. Он пошло шутил и при этом сильно заикался. Однако по отдельным фразам можно было понять, что этот отталкивающего вида громила на самом деле непрост: он гораздо умнее и образованнее, чем хочет казаться. Казанцев мысленно назвал его Дубровским. Почему? Трудно сказать… Амбал совсем не был похож на героя повести Пушкина, но где-то на подсознательном уровне вырисовывалась картина: вот он оборачивается и говорит: «Я – Дубровский!». Казанцев определённо обладал даром предвидения – он почти угадал.
Развязка не заставила себя ждать. Пунцовый от выпитого коньяка «Рабинович» начал громко рассказывать скабрёзные истории. Судя по их сюжетам, Казанцев опять же точно определил род его профессиональной деятельности.
– Я её за волосья хвать: що ты ломаешься, дура! Нэ надо из себя деву Марию корчить! Даже государыня наша императрица делать минет Гришке Распутину не брезгует!
Последняя фраза была сказана пьяным «Рабиновичем» настолько громко, что почти все присутствующие в зале перестали жевать и повернули головы в его сторону. Ну, это уж чересчур! Гремислав Мунивердич первым встал из-за столика и командным голосом произнёс:
– Сударь, оскорбив Её Величество Императрицу и всю Высочайшую семью, вы нанесли оскорбление всем нам, Её подданным. Извольте немедленно, при всех, принести свои извинения и затем избавить нас от вашего присутствия!
Человек, похожий на Рабиновича, с удивлением посмотрел на соседей-мичманов, словно только что их увидел. Но пока он собирался с мыслями, сидевший спиной амбал слегка повернул