Переменные величины. Погода русской истории и другие сюжеты. Константин Анатольевич Богданов
имплицированный (и имплицитный), вербальный, невербальный и паравербальный, непосредственный и опосредованный, линейный и структурный, вертикальный и горизонтальный, акциональный и прагматический, физический и психологический, поведенческий и фольклорный, метафорический и мифологический, поэтический и мифопоэтический, социальный, бытовой, гендерный, театральный, топонимический, климатический, политический и экономический, описываемый в категориях экзистенциального «порядка» и «беспорядка», эксплицируемый с акцентом на коммуникативную, сигнификативную и генеративную сторону и т.д.103
Разнообразие определений контекста и та роль, которая отводится этому понятию в лингвистике и литературоведении, способны сегодня, вероятно, вызвать скептические раздумья о взаимопонимании исследователей, которые так или иначе объединены интересом к (пусть и предельно широко понимаемым) результатам языковой деятельности человека. Но можно сказать и иначе: основой взаимопонимания в этих случаях является убеждение в самой возможности контекстуализации текста. Воодушевление гоголевского Петрушки, недоумевавшего, что «из букв вечно выходит какое-нибудь слово, которое иной раз черт знает что и значит»104, вполне иллюстрирует в этом случае парадокс, сопутствующий представлению о контексте: подобно тексту, понимание которого может строиться как на основе его слышимой и/или видимой атрибутики – связи букв, слов, предложений и т.д., так и на возможностях их мыслимого транспонирования, понятие «контекст» также подразумевает дихотомию его «предметных» и мыслимых, образных признаков. С этой точки зрения наиболее простым смыслоразличением всех возможных контекстов является их различение по степени и характеру рецептивной непосредственности: так, например, можно говорить о контекстах очевидных и неочевидных, слышимых и неслышимых, осязаемых и неосязаемых105. Об инструментальных выгодах такого различения можно судить, в частности, применительно к разработке универсальных культурных категорий, которые, как предполагается, способствуют сопоставительному описанию культур. В ряду базовых парадигм культурного опыта набор универсальных понятий кросс-культурной компаративистики включает сегодня также популяризованную Эдвардом Холлом дихотомию «высокого» и «низкого контекста» (low/high context culture). Под «низким контекстом» при этом понимается информация, которая ограничена рецептивным характером текста (или, говоря иначе, его медиальной достаточностью – очевидностью, слышимостью, осязаемостью), под «высоким» – внешние обстоятельства, связанные с текстом опосредованно или мыслимо: интонация, жестикуляция, проксемические и социальные нормы, «фоновые знания» коммуникантов, географические и климатические условия коммуникации и т.д. Подразумевается, что сопоставление культур, с этой точки зрения, позволяет судить о различной степени важности для их представителей
Ср.: