Жизнь Булгакова. Дописать раньше, чем умереть. Виктор Петелин
тупо посмотрел на него и ответил:
– Я не могу ничего написать из туземной жизни, ни революционного, ни контрреволюционного. Я не знаю их быта. И вообще я ничего не могу писать…
Через семь дней трехактная пьеса была готова. Когда я перечитал ее у себя в натопленной комнате, ночью, я, не стыжусь признаться, заплакал! В смысле бездарности – это было нечто совершенно особенное, потрясающее… Я начал драть рукопись. Но остановился. Потому что вдруг, с необычайной чудесной ясностью, сообразил, что правы говорившие: написанное нельзя уничтожить…»
Из «Записок на манжетах» читатели узнают подробности о том, как эта пьеса была написана, какой фурор она произвела в местном обществе: пьесу немедленно купили за 200 тысяч, а через две недели она уже была поставлена Первым советским театром и с успехом шла в майские дни 1921 года.
Шумный успех спектакля «Сыновья муллы» легко объясним: то, что возникало перед глазами зрителей на сцене, совсем еще недавно происходило в жизни, бурной и противоречивой. Соавторы точно уловили главный конфликт минувшей жизни и показали, как начинался и протекал разлом в семье, как жизнь разводила сыновей муллы по разным лагерям, противоборствующим между собой: Идрис – студент, революционер, а Магомет – белогвардейский офицер. Пламенные речи Идриса о положении бедноты, о бесправии женщин, о «непроходимой темноте и невежестве» неотразимо действовали на зрителей, которые порой сами готовы были броситься на сцену и помочь подпольщикам расправиться со злыми начальниками и стражниками. И конечно, свершилась революция, а старый мулла Хассбот и его сын Магомет прозрели и осудили свои заблуждения.
«Написанное нельзя уничтожить». И эта пьеса сохранилась как свидетельство одной из вех в творческой биографии Михаила Афанасьевича Булгакова, сурово осудившего свою пьесу.
О «Неделе просвещения» М. Булгаков, помните, тоже отозвался как о «вещи совершенно ерундовой», как «образчике того, чем приходится» ему пробавляться. И не буду спорить с автором в оценке этого сочинения, посвященного злобе дня. Скажу лишь, что и этот рассказ интересен не только как факт писательской судьбы Михаила Афанасьевича, но и как штрих действительности того времени.
В «простодушном» рассказе красноармейца Сидорова поведаю о том, как он пришел к замечательной мысли, что плохо быть неграмотным, что необходимо пойти учиться. Но это простенькое решение возникло у него после тяжких испытаний, выпавших на его долю.
Автор с юмором рассказывает о том, как красноармеец Сидоров против своего желания ходил то в оперу, слушал «Травиату», то на концерт – «там вам товарищ Блох со своим оркестром вторую рапсодию играть будет». Сидоров в ужасе. Но оказывается, всю неделю просвещения ему предстоит мучиться и страдать – военком пошлет его в драму, потом снова в оперу: «Довольно по циркам шляться», настала неделя просвещения. А почему ж только Пантелеева и Сидорова посылают в драму, в оперу, на концерт? Неужто всю роту будут гонять по театрам?