Жизнь Булгакова. Дописать раньше, чем умереть. Виктор Петелин
протест против большевистских преследований служителей церковного культа, прежде всего против расстрела католического викарного епископа Будкевича, осуждённого 23 марта 1923 года, за выступления против гонений на патриарха и синод. Дзержинский, учитывая реакцию зарубежных политиков, предложил в Политбюро отложить процесс над Тихоном на неопределённое время, и Политбюро согласилось с ним.
А между тем Московский трибунал вынес решение – расстрелять 11 священников, протестовавших против изъятия церковных ценностей. Л. Троцкий предложил «лояльным» священникам, то есть созданной «Живой церкви», похлопотать о пересмотре дела, и оно было пересмотрено: пятерых расстрелять, а шестерых помиловать. В документах сохранилась подпись Троцкого, утвердившего это решение.
Но и на этом дело с Русской православной церковью не закончилось: в ночь с 12 на 13 августа 1922 года были расстреляны митрополит Петербургский и Гдовский Вениамин (Казанский), архимандрит Сергий (Сергей Павлович Шеин), профессор Петроградского университета Юрий Петрович Новицкий и председатель правления православных приходов Иван Михайлович Ковшаров, которые действовали «путём возбуждения населения к массовым волнениям в явный ущерб диктатуре пролетариата» (Новый мир. 1994. № 8. С. 210).
Весь этот поход против Русской православной церкви подробно освещался в газетах и журналах и хорошо был известен литературной, художественной, научной общественности, пытавшейся протестовать против этого бесчеловечия. Бесполезно.
Одновременно с этим происходили серьёзные перемены в творческой жизни России, почувствовавшей себя свободной после введения нэпа. Во всяком случае, 1922 год отмечен оживлением в журналистике: выходили альманахи, сборники, возобновились дискуссии по самым различным вопросам. И прежде всего по главному – куда пойдёт Россия?
Возник журнал «Новая Россия», «первый беспартийный публицистический орган», который провозгласил желание русской творческой интеллигенции сотрудничать с советской властью. «Жизнь раздвинулась, и пути её стали шире», – писал в первом номере журнала писатель В. Тан в статье «Надо жить». Владимир Германович Тан-Богораз (1865–1936) до революции не раз бывал арестован, потом выпущен, потом опять посажен… Он в это время много писал, стихи, прозу, «Колымские рассказы», два тома «Американских рассказов», три тома «Чукотских рассказов», романы, больше этнографические, множество статей. В своей автобиографии он признавался: «Был я Натан Менделевич Богораз, стал Владимир Германович Богораз, – Германович по крёстному отцу, как тогда полагалось… Но с ранней юности я себя считал не только евреем, но также русским. Не только россиянином, российским гражданином, но именно русским. Считаю себя русским и чувствую русским…» (Деятели СССР и революционного движения России. М., 1989. С. 235). Надо жить, несмотря на большевистскую цензуру, утверждал Тан-Богораз, надо жить, как рекомендуют в Берлине, в Европе, как рекомендует сборник «Смена вех». Чуть ли не в каждом номере журнала непременно