Тьма за порогом. Денис Александрович Игумнов
рот, с десяток зеленых, с тошной желтизной горящих болотными огнями паучьих глаз, руки с бахромой несчитанных длинных пальцев, торчащих во все стороны, ноги, утопающие в губке спутанной бурой шерсти. Раскрыв пасть, закипев отрыжкой, Леший побежал вперёд. Мерзкое создание, не самое опасное, но неизменно вызывающее приступ отвращения, нередко переходящего в слепой припадок паники. Несомненно, Леший атаковал людей излучением, приводил их в трепет, после чего… Нет, он их не ел, а облизывал, топил в слюнях и уходил. Человек терял сознание после первого прикосновения Лешего (без вариантов) и в себя больше не возвращался, вместо него просыпался носитель вируса, помешанный на убийстве бывших своих единокровных братьев – людей. Леший заражал неизлечимой болезнью, против которой не помогали прививки и вакцины: человек гнил заживо, убивал, разлагался, деградировав в простейшее зло. Не зомби, но нечто к нему близкое, переходное. По ляжкам Дзенга потёк тёплый лимонад: он обоссался в очередной раз. Памперсы в дневных походах он не носил, да и в ночных стычках ими не пользовался. Да и где их было здесь теперь достать? Со времени падения человечества на колени перед многоликим злом, отношение людей ко многому изменилось. Почти все в общине (уж бойцы-то точно) знали об этом его недостатке, никого он не смешил и тем более не был поводом для обструкции заслуженного, смелого, умелого командира дружины. Ну обмочился, ну и что? Вот как, например, сейчас. Запах пареной репы, шибанувший по ноздрям стоявшим рядом с Дзенгой воинам, подал сигнал об опасности, заставил их мобилизоваться. Раз командир обоссался – быть беде, впереди их ждёт мясорубка.
Бутылка с зажигательной смесью вылетела из-за спин впереди идущих дружинников. Дзенга показалось, что её бросил Стасик Боровик: этот парняга всегда отличался завидной скоростью реакции. Как бы то ни было, пока все остальные поднимали стволы, какой-то самый проворный дружинник точно бросил бутылку. Шипя дымящим запалом, она, кувыркаясь в воздухе гимнастической булавой, прямёхонько угодила лешему в район лба. Хлоп, глухой бздынь – Лешего объяло жидкое пламя, стекающее с его головы на туловище и дальше через пах на лохматые ляжки. "аУа аУа аУа!!!" – завибрировала паскуда грудным басом с медным колокольным перезвоном, закружилась, разбрызгивая капля прожорливого огня, в мгновение ока перекинувшегося с проеденной кожи на зелёное мясо, а затем начавшего грызть кости.
"Бух бух бух бух бух бух" – ожили штурмовые винтовки дружинников. Поражающего эффекта от попаданий пуль в горящего бенгальским огнём лешего никто не заметил, а само чудище уже не чувствовало обычной боли, погрузившись в океан ни с чем несравнимых ощущений сжигаемого заживо чернокнижника. Завывая, Леший, несколько раз повернувшись вокруг своей оси, втопил за склад. Раз – грохочущие звуки, запах палёной падали, – Леший исчез.
После бегства Лешего люди тут же услышали гундосые трубы. У подножия возвышенности завода собирались в тучу комарики – так называли кровожадных упырей – прирождённых