Солдат великой войны. Марк Хелприн
на Альто-Адидже, на Карнийские Альпы, на Юлианские, на Тироль.
Николо повернул голову туда, куда указывал Алессандро, но увидел только подсвеченные звездами здания, которые даже в темноте передавали столь привычное для Италии ощущение обветшалости.
– А что там такого великого? – спросил Николо. – Даже огней нету.
– Я говорю не про то, что перед глазами, – Алессандро думал о снежных вершинах и будоражащем прошлом. – Я о том, что далеко-далеко. Словно ты улетел в ночь как во сне, высоко поднялся и почувствовал, как ветер бьет в лицо, звезды влекут к себе, а под тобой непроглядная мгла. Я внезапно перенесся в горы, – добавил он, – хотя никогда туда не возвращался из опасения встретить себя, каким я тогда был.
– Там больше нет воюющих людей. Когда-то это было, но уже закончилось, и все.
– Нет, – покачал головой Алессандро. – Случившееся остается навсегда. Я никогда об этом не говорил, потому что верю, что события эти никуда не делись независимо от того, буду я упоминать о них или нет. Я не боюсь умереть, потому что знаю: все, что я видел, не уйдет вместе со мной, когда-нибудь вырвется во всей красе из кого-то, еще не родившегося, кто знать не знал ни меня, ни мое время, ни тех, кого я любил. Я это знаю наверняка.
– Откуда?
– Потому что есть душа, и солдат ли ты, ученый, повар или ученик на заводе, твоя жизнь и работа со временем убедят тебя в ее существовании. Разница между твоей плотью и оживляющей силой внутри ее, которая дает возможность чувствовать, понимать и любить, в таком вот нарастающем порядке, откроется тебе десятью тысячами разных проявлений десять тысяч раз.
– Вы когда-нибудь видели душу? – спросил Николо.
– Видел миллионы, – ответ удивил даже самого Алессандро, который теперь уже не вполне себя контролировал. – Миллионы мертвых, марширующих в небо по лучу света. А теперь послушай. – Он наклонился к юноше, ударил кулаком в ладонь. – Если ты обойдешь все музеи мира, чтобы взглянуть на картины, на которых такой луч света связывает небеса и землю, знаешь, что ты обнаружишь? Ты обнаружишь, что независимо от времени, независимо от страны, независимо от художника угол наклона этого луча более-менее одинаков. Случайность?
– Мне надо посмотреть. Надо измерить. Не знаю.
– Измерить?
– Транспортиром.
– Такое ты можешь измерить и глазами, и потом, когда приходит день Страшного суда, транспортиров не будет даже у марксистов.
– У меня будет. Всегда ношу в кармане. Смотрите. – Николо достал маленькую коробочку из красного пластика, в которой лежали линейка, транспортир, маленький контурный трафарет, циркуль и штанген-циркуль, словно приготовленные для показа Алессандро Джулиани. – Вы просто не знаете. Когда работаешь с машинами и должен что-то сделать, все приходится мерить и перемеривать, чтобы не допустить ошибки. Машина не терпит ни ошибок, ни оправданий. Ее не интересует, что ты хочешь и на что надеешься. Ты все должен сделать правильно, или она не будет работать. – Эту тираду он произнес так искренне и уверенно, что заставил старика